Хитрый, видать, попался тип, не захотел заходить со стороны Невского. Там и наш патруль может попасться, и местные гоп-стопщики, без них в любом мире никак, а метро — оно и у Лавры метро. Тут же обстановка такая, что средь бела дня понять, в нашем ты мире или в Запределье, можно только по шуму машин, да и то без полной уверенности: может, промзона к югу от Лавры живет своей странной жизнью.

Догнали мы его на вполне подходящей для триллера местности. Слева бассейн Обводного, кривая такая глубокая кишка, где плещутся (в той самой чистой водичке, в которой купаться можно, да не нужно) даже не «чуни», а кто-то покрупней, справа — железка, которая в Запределье проходит прямо по земле, притом почему-то узкоколейная, да еще и обрывается впереди прямо над краем канала, как трамплин. Далеко впереди, в переулке, жилой дом светится, он здесь до Качалова единственный. Короче, пейзаж потрясающий.

Торопится, значит, в сторону этого дома товарищ с большим таким рюкзаком и у него на рюкзаке только крупными буквами не написано, что он и есть наш клиент. Потому что здесь легкий осенний дождичек, а в Питере сейчас какая-никакая, а зима, вот он и топает в толстой дутой курке и зимних сапогах. Дышит, как загнанная лошадь, хотя ноша вроде и не тяжелая, и явно трусит. И вот поворачивается господин контрабандист и видит: несется за ним форменная собака Баскервилей, сверкая глазищами.

Бим в своем собачьем обличье — зверь не мелкий, с хорошей овчаркой потягается. За ним бежит тип в легкой курточке и кроссовках, снимая зачем-то перчатки — не иначе как колдовать готовится. Контрабандист рванул вперед, к Неве, не разбирая дороги. И, по всем законам жанра, споткнулся черт знает обо что, да так, что пропахал носом, а рюкзак аж по шву лопнул.

Подбегаю я и вижу следующую картину: «клиент» так и стоит на четвереньках, забыв, что он двуногое прямоходящее, и только что не поскуливает, а рядом Бим с озадаченным видом обнюхивает валяющийся на замшелом асфальте школьный глобус. Еще штук пять раскатилось в стороны, да парочка из рюкзака торчит.

Представьте себе мою реакцию… Хохот, наверное, был аж в «Шлеме» слышен.

Оказалось, что среди эстетствующих жителей Запределья прошла мода на глобусы, поскольку более смешной штуки, чем шарообразный мир, с их точки зрения и представить невозможно. Некий нищий студентик, родом откуда-то из-под Пскова, наладился их таскать на перепродажу. Брал частью нашими баксами, которые в некоторых местах Запределья тоже хождение имеют, частью — царскими серебряными полтинниками, да и с собой прихватывал простенькие плетенки-«везунчики». Такую игрушку даже артефактом назвать язык не поворачивается. Берется три полоски кожи и сплетается особым образом в косичку «на счастье». Дохнет эта штука в нашем мире за неделю-другуто, действует без гарантии, хотя по-своему весьма полезна. Если ее носителю, например, нужно на экзамене вытащить три билета из тридцати возможных, то, скорее всего, именно один из этих трех ему и попадется. Если человек опаздывает на последнюю электричку, она, вероятно (но не обязательно, заметьте), тоже задержится.

Вот и отправился нерадивый студиозус за партией «везунчиков» перед самой сессией, притом исключительно для личного пользования.

Над нашим подвигом хохотали еще недели две. Мне почему-то доставалось мало, зато Бим заработал титул «грозы наглядных пособий».

Студиозус, как я слышал, доучился нормально — разумеется, под контролем О. С. Б. Потом, насколько я знаю, его все же взяли к нам — в злополучный отдел, которым руководил некий Воронов.

Но мы к нему больше никакого касательства не имели.

Жизнь потихоньку наладилась — много о чем можно порассказать, но — когда будет время.