От прогулок по своему району ей становилось не по себе, и она все дальше и дальше уходила от дома в сторону центра.

В своем районе она чувствовала непонятно откуда исходящую угрозу. И еще боль. Обычно она смотрела куда-то внутрь себя, в свои воспоминания и переживания, и не придавала значения окружающему, как будто город вокруг был не живой, а нарисованный пастельными мелками на сером картоне.

Но однажды ее взгляд вдруг метнулся вовне. Что же вывело ее из привычного состояния? Маша повернула голову вправо и вспомнила мимолетное ощущение, что в этом месте картонный город будто бы долго терли жесткой старательной резинкой, и он стал тонким, но недостаточно, чтобы заглянуть сквозь него. Она огляделась. В том месте, куда она смотрела, была арка, выводящая в маленький неухоженный дворик с плешивым газоном, парой изрядно поломанных скамеек и кучками мусора возле них. Как будто ничего интересного. Двор оказался пустым, и Маша зашла и села на скамейку лицом к арке. Перебрав воспоминания, она с удивлением отметила, что уже проходила мимо таких мест, только в этом «картон» был протерт намного сильнее. И в первый раз за последние два года она поймала себя на том, что ей это интересно, но, как она ни старалась, вновь поймать картинку ей не удавалось.

На следующий день Маша снова пришла в этот дворик и села на ту же скамейку. На этот раз двор не был абсолютно пуст. На соседней скамейке обнаружился дедуля, читающий газету, а около него пожилой фокстерьер лениво гонял пару не менее ленивых голубей вокруг припаркованного «жигуленка». Проразмышляв с часик, Маша осознала свою вчерашнюю ошибку.

Успокоившись и заглушив лихорадочный интерес, она погрузилась в свое обычное апатичное состояние, но теперь старалась как бы вскользь оглядеть внешний мир.

И снова вокруг были декорации. Нарисованные дома, машина, трава, дедуля и даже движущийся фокстерьер выглядели какими-то плоскими и деревянными. За аркой, по другой стороне улицы, медленно прошел молодой человек. Маша пригляделась и от удивления выскочила сознанием во внешний мир.

Молодой человек не выглядел декорацией, он был живой. Остолбенело просидев на скамейке по меньшей мере минуту, Маша вскочила и бросилась на улицу, но его уже и след простыл.

Она стала приходить в этот дворик каждый день — наблюдать, как все больше истончается картон, и ждать. Ждать неизвестно чего. Наверное, чуда…

На третий день чудо произошло. Еще на подходе к арке, щурясь от яркого солнышка обычного в это время в Питере «бабьего лета», она заметила метрах в ста впереди двух молодых людей, идущих ей навстречу.

Девочка не успела даже осознать, что именно ее заинтересовало, как они уже куда-то свернули. Маша торопливо дошла до того места, прошла под арку и остановилась.

Ее взору открылся двор большого размера (по местным меркам), вполне ухоженный — с газончиком, деревцами, песочницей и довольно большим количеством народа читающего газеты, выгуливающего собак и детей. Молодые люди, светловолосый угловатый, лет тридцати и темноволосый крепыш, чуть постарше, стояли неподалеку от арки. Больше всего удивило то, что их вроде бы никто не замечал. И снова пришлось старательно вводить «себя в себя». И снова мир вокруг стал декорацией. Все, кроме двух молодых людей. А людей ли? До Маши донесся обрывок разговора:

— …Здесь столько раз ходил, все равно понять ничего не могу. Может, ты из Запределья разглядишь?

— Так мне что теперь, в каждой подворотне в Запределье лазать? Так в округе тех подворотен…

— А я что могу? Знал бы прикуп…

— Это сколько ж времени уйдет? Тьфу на тебя… Ладно…

В этот момент на том месте, где стоял белобрысый, вдруг появилась каштановой масти с подпалинами псина.