Жеребец уже нервничал, хотя всю жизнь ходил по тропкам, о которых другие лошади и не подозревали. Нет смысла тащить его вниз, к середине ущелья.

– С той же легкостью можно свихнуться, если попытаться понять смысл всего этого. – Пифлит уставился на высокие камни и вздрогнул. – Нехорошо осквернять могилы, Таргор. А осквернять могилу волшебницы с дурной репутацией можно лишь полностью отвергнув здравый смысл.

Таргор вынул из ножен Жизнегуб. Прохладный свет луны окрасил руны серебристой голубизной.

– Будь Ксалиса Тол жива, ты бы ей понравился, маленький вор. Мне говорили, что у нее имелся целый гарем невысоких и хорошо сложенных парней вроде тебя. С какой стати ей менять привычки? Лишь потому, что она умерла?

– Не шути так! Слова «обрученный с Ксалисой Тол» стали синонимом скверной сделки – несколько дней сводящего с ума блаженства, а затем годы мук. – Вор прищурился. – В любом случае ей предстоит встреча не со мной. Если ты передумал, что ж, хорошо, но я не пойду туда вместо тебя.

– Я не передумал, – оскалился Таргор. – Я только подшутил над тобой – уж больно ты был бледен. Но, наверное, твоя бледность из‑за лунного света. Ты захватил свиток Нантеора?

– Да. – Пифлит сунул руку в седельную сумку и извлек кусок кожи, свернутый в толстый рулон. Таргор, похоже, догадался, что это за кожа. – Я едва не угодил на клыки кабана‑оборотня, когда его добывал, – добавил Пифлит. – И помни, ты обещал, что с ним ничего не случится. Его уже ждет покупатель!

– Ничего не случится… со свитком. – Таргор взял его, слегка встревоженный: свиток словно извивался в руке. – А теперь следуй за мной. Тебе ничего не грозит: ты будешь оставаться на безопасном расстоянии.

– На безопасном расстоянии – это означает, по ту сторону гор, – жалобно простонал Пифлит, но все же зашагал следом.

Туман окружил путников подобно толпе попрошаек, хватая за ноги холодными щупальцами. Вскоре они приблизились к огромному кольцу из камней, отбрасывающему широкие тени на залитый лунным светом туман.

– Да существует ли на свете магический артефакт, достойный такого риска? – тихо спросил Пифлит. – Насколько ценна маска Ксалисы Тол для тебя, ведь ты не волшебник?

– Ровно настолько, насколько она ценна для волшебника, нанявшего меня, чтобы украсть ее, – ответил Таргор. – Пятьдесят бриллиантов по империалу каждый.

– Пятьдесят! О боги!

– Да. А теперь заткнись.

Таргор еще не договорил, а ветер вновь донес до них странную музыку – зловещее, негармоничное взвизгивание флейт. Пифлит выпучил глаза, но промолчал. Парочка прокралась между двумя ближайшими камнями, игнорируя вырезанные на них символы, и остановилась у подножия большого кургана.

Воин вновь посмотрел на вора, взглядом подкрепляя приказ молчать, потом наклонился и стал орудовать Жизнегубом, словно обычным крестьянским инструментом. Вскоре Таргор вырезал и снял широкую полосу дерна. Когда он начал разбирать открывшуюся под дерном каменную стену, из отверстия пахнуло гниением и странными ароматами. На холме встревоженно заржали лошади.

Сделав достаточно большую для своих широких плеч дыру, Таргор знаком велел своему компаньону подать ему свиток Нантеора. Когда он развернул его и прошептал слова, которым его научил волшебник, – слова, которые он выучил, не понимая смысла, – нарисованные на свитке символы вспыхнули красным; одновременно тускло‑красное свечение вспыхнуло и в глубине кургана. Когда оно угасло, а руны на свитке тоже перестали светиться, Таргор свернул свиток и протянул его Пифлиту. Потом вынул кремень с кресалом, запалил принесенную с собой ветку – под яркой луной факел ему не был нужен – и пролез через дыру в гробницу Ксалисы Тол.