Он повернул к юго-западу, где предгорья постепенно становились выше. Далекая стая журавлей тоже повернула вслед за ним.

К концу дня он снизился примерно до полутора тысяч футов, и рельеф местности больше не помогал ему. Слева появились участки, покрытые джунглями, постепенно сменившиеся растительностью умеренного пояса, которая, в свою очередь, уступила место ряду неприглядных вулканических низменностей, похожих на черно-красный вариант лунного пейзажа... или на местность, описанную Эдгаром По в незаконченном "Пиме". Справа лежали собственно горы. Между ними и равниной восходящие потоки были столь порывистыми и сильными, что Мартелс не рискнул в них войти - его осыпающийся летательный аппарат развалился бы на части в первые же несколько минут.

Он покорно он скользил вниз, направляясь к просвету в последней низкорослой рощице, наплывавшей на него из-за южного горизонта. Журавли следовали за ним.

Сначала ему казалось, что он не долетит - а затем, вдруг, что перелетит. Он отчаянно затормозил и рухнул с двадцати последних футов в беспорядочном треске веток и костей. Остов импровизированного летательного аппарата обломками разлетался вокруг него.

Перед самым концом падения его развернуло лицом вверх, и он увидел безмолвно летящий над головой, очень высоко, клин преследователей, похожий на стаю нарисованных пером птичек. Затем он ударился о землю.

Именно это мгновение Тлам и Квант избрали для совместных действий. Жестокая боль от удара исчезла, как будто ее выключили, а с ней пропали и усталость, и страх, и все остальное.

И вновь он упал на дно телескопа времени и был вышвырнут один в темноту.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПЯТОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ

10

Прошло бесконечно много времени, и Мартелс решил, что недостатки смерти чрезмерно преувеличивались. У нее были и некоторые преимущества. Во-первых, он просто дрейфовал в тумане, потеряв ориентацию, не чувствуя боли; в этой стране отсутствовали ориентиры и какие-либо чувственные ощущения, за исключением редких приливов, сочетающих в себе смутное приглушенное сожаление и отчаяние, но Мартелс считал их такими же призраками, как и он сам. Но он не чувствовал себя подавленным; он уже слишком много раз менял место пребывания, чтобы испытывать нечто большее, чем интерес - или во всяком случае, он мог бы его испытать, если бы ему удалось определиться в ситуации.

Затем возникло чувство необычайного просветления, хотя и без света, как будто он впервые начал понимать все тайники и загадки своей души. Интересно, подумал он, не это ли мистики называют "очисткой дверей восприятия". Однако восприятие здесь было ни при чем, он по-прежнему ничего не чувствовал; но сама ясность мысли доставляла ему радость, в которой он купался, как скользящий по поверхности дельфин.

Он, опять же, не имел понятия, как долго продолжалось это дзен-буддистское состояние. Однако, постепенно он начал осознавать, что какая-то личность извне задает ему вопросы - очень глубокие, но беспристрастные, хотя ни эти вопросы, ни его ответы не имели семантического содержания, которое он мог бы понять, как разговор посредством формальной логики. Может быть это Страшный Суд?

Но вопрошавший удалился, и Мартелс мог вновь наслаждаться открывшими глубинами своего разума. Прекращение допроса, однако, не означало наступления тишины. Напротив, ему открылось теперь множество звуков, до некоторой степени знакомых, похожих на те, что встретили его, когда он очнулся в мозговой оболочке Кванта: отдаленное гудение, редкие шаги и негромкие слова, похожее на шум прибоя эхо. Его вдруг охватило разочарование. Неужели все теперь будет до бесконечности повторяться, будто маленькая змея пытается проглотить собственный хвост?

Затем ворвался явно человеческий голос, ясно и четко произнесший:

- Третья шетландская подстанция запрашивает анализ главного компьютера.