— Так случилось, что я новичок здесь. Вы можете объяснить мне, что нужно делать?
— Могу, но это вам не поможет, — сказал Чтекса, наклоняя голову так, что его абсолютно черные зрачки вонзились в глаза Руиза—Санчеса. — Чтобы усвоить этот сложный ритуал, необходимо очень долго его наблюдать. Мы познаем его с детства, а у вас, как мне кажется, недостаточно развита координация движений, чтобы выполнить все с первого раза. Может лучше, если вы скажете ваше послание мне…
— Я вам весьма обязан. Это послание для моих коллег Агронского и Микелиса. Они находятся в Ксоредешч Гтоне на северо—восточном континенте, в точке с координатами около 32 градусов восточной долготы и 32 градусов северной широты…
— Да, на второй отметке, у выхода из Малых озер, в городе гончаров. И что вы хотите передать?
— То, что им пора присоединиться к нам, здесь, в Ксоредешч Сфэте. И что наше время на Литии уже почти вышло.
— Хорошо. Я передам это послание. Чтекса ввинтился в бурлящую толпу, оставив Руиза—Санчеса который в очередной раз радовался, что в своё время преодолел трудности и выучил литианский язык. Некоторые члены земной комиссии продемонстрировали достойное сожаления отсутствие интереса к этому языку: «Пусть они учат английский», таким был классический ответ Кливера. Это предложение тем более не могло устроить Руиза—Санчеса, потому что его родным языком был испанский, а из иностранных он предпочитал немецкий.
Агронский занял более глубокомысленную позицию: дело не в том, говорил он, что литианский слишком сложен в произношении — конечно, его мягкие согласные были не труднее арабских или русских — но, в конце концов, «ведь безнадежно пытаться понять концепцию, которая лежит в основе действительно чужого языка за то время, что мы проведем здесь?»
Микелис никак не отреагировал на эти два подхода; сначала он просто сел учиться читать на литианском, а когда заговорил на нем, то все приняли это как должное. Так Микелис делал все — основательно и в то же время бессистемно. Что же касается двух предыдущих подходов, то, по мнению Руиза—Санчеса, преступно было выпускать с Земли специалистов по контактам с таким ограниченным мировоззрением. А мыслями о привычке Кливера называть литиан «Гадюками» Руиз—Санчес мог поделиться лишь со своим исповедником.
Что же должен был подумать Руиз—Санчес о Кливере как об ответственном за связь после всего, что увидел в этом яйцеобразном зале? Наверняка Кливер никогда не пользовался услугами Дерева связи, как утверждал. Возможно, он никогда и не приближался к Дереву ближе, чем подошел сейчас священник.
Несомненно, он поддерживал связь с Агронским и Микелисом, но иным способом, возможно при помощи припрятанного в багаже личного радиопередатчика… Хотя, как ни был Руиз—Санчес далек от физики, он сразу же отверг такое объяснение; он немного знал о трудностях использования волнового радио на такой планете как Лития, где эфир на всех диапазонах забивался мощными электромагнитными импульсами, которые Дерево выжимало из подземной кристаллической скалы. Этот вопрос начинал его серьезно тревожить.
Вернулся Чтекса, которого теперь можно было узнать лишь, по тому, что он наклонился к землянину — его сережки стали такими же невероятно ярко—пурпурными, как у большинства других литиан.
— Я отправил ваше послание, — сразу сказал он. — Оно принято в Ксоредешч Гтоне. Но остальных землян там нет. Их нет в городе уже несколько дней.
Это было невозможно. Кливер говорил, что еще позавчера общался с Агронским. — Вы уверены? — осторожно спросил Руиз—Санчес.
— Это не вызывает сомнений. Дом, который мы им дали, пуст. Все их многочисленные вещи исчезли. — Литианин поднял свои маленькие ручки в жесте, выражающем озабоченность. |