— Что вы имеете в виду?

— Против кого создается этот арсенал? Для чего нам нужно посвятить целую планету созданию тритиевых бомб?

— Оружие может применять ООН, — сухо сказал Кливер. — Еще не так давно на Земле было несколько драчливых государств, а история часто повторяется. К тому же, не забывайте, что термоядерное оружие в отличие от атомных бомб может храниться лишь несколько лет. У трития очень короткий период полураспада. Думаю, что вы плохо в этом разбираетесь. Но попомните мое слово, полиция ООН будет рада узнать, что она может получить практически неисчерпаемый запас тритиевых бомб и к черту проблемы шельфовой жизни Литии!

Кроме того, если вы хорошенько все обдумаете, то не хуже меня поймете, что процесс объединения миролюбивых планет не может продолжаться вечно. Рано или поздно — в общем, что произойдет, если очередная открытая нами планета окажется подобной Земле? В этом случае, ее жители будут всей планетой отчаянно сражаться, чтобы не подпасть под наше влияние. Или что будет, если следующая открытая нами планета, окажется форпостом другой, большей, чем наша федерации? Когда наступит этот день — а он наступит, это несомненно — мы будем чертовски рады если сможем засыпать от полюса до полюса планету противника термоядерными бомбами и победить с минимальными человеческими потерями.

— С нашей стороны, — добавил Руиз—Санчес.

— А что, есть еще и другая сторона?

— Ей—богу, я согласен с его рассуждениями, — сказал Агронский. Майк, твое мнение?

— Я еще не разобрался до конца, — сказал Майк. — Пол, я все же не понял, почему ты не мог обойтись без этих шпионских страстей? Ты честно объяснил свои действия, в твоих рассуждениях есть определенные достоинства, но ведь, кроме того, ты признался, что решил привлечь всех троих на свою сторону при помощи обмана. Почему? Неужели ты не веришь в силу аргументов?

— Не верю, — резко сказал Кливер. — Я никогда еще не работал в подобной Комиссии, Комиссии без назначенного руководителя, Комиссии, в которую сознательно включено четное количество сотрудников, и поэтому ни одно из противоречивых мнений не сможет победить, Комиссии, в которой голосу ученого приравнивается голос человека, чья голова забита елейным лицемерием, абстрактными моральными определениями и метафизикой двухтысячелетней давности.

— Это очень серьезные слова, — сказал Микелис.

— Я знаю. Если на то пошло, то я скажу и здесь и где угодно, что я уверен, что Отец чертовски хороший биолог и что поэтому, его, как и всех нас можно назвать ученым — раз уж биология является наукой.

Но я помню, как однажды я был в биологической лаборатории в Нотр Даме, где они собрали целый мир зародышей животных и растений, и увидел, даже не знаю, сколько биологических чудес. Я много думал, как можно одновременно быть таким хорошим ученым и священником. Я удивлялся, в каких клетках мозга они содержат религию, а в каких науку. И до сих пор этого не понимаю.

Я не стремился узнать, как объединяются эти части мозга именно здесь на Литии. Я собирался устроить так, чтобы вы не согласились с точкой зрения Отца. Вот зачем я устроил весь этот маскарад. Возможно, я поступил глупо — думаю, что нужно учиться, чтобы стать удачливым провокатором, и мне нужно было подумать об этом сразу. Но я не сожалею, что попробовал. Я сожалею только о том, что проиграл.

VII

Воцарилась короткая нездоровая тишина

— Это действительно так? — сказал Микелис.

— Именно так, Майк. Да — и еще. Мой голос — если кто—нибудь не понял — за то, чтобы эта планета была закрыта. Вот мое мнение.

— Рамон, — сказал Микелис, — может выскажетесь? Вы конечно можете говорить — обстановка несколько накалилась.