- Похоже так. Хотя мне претит такое обращение с коллегой...

- Ты боишься Великой Земли, - сказал вомбис. - Дорогой Валкол, позволь напомнить тебе...

- Да, да, гарантия Экзарха - я все знаю, - огрызнулся Валкол, к удивлению Саймона. - Тем не менее - мистер Де Кюль, вы _у_в_е_р_е_н_ы_, что у нас нет другого пути, кроме как отправить вас в Камеру Болтунов?

- Почему бы нет? - сказал Саймон. - Мне даже нравится слушать собственные мысли. По правде сказать, именно этим я и занимался, когда ваши стражники прервали меня.

10

Естественно, Саймон далеко не испытывал той смелости, что звучала в его голосе, но у него не оставалось выбора, кроме как положиться на преобразующую сыворотку, от которой его сознание трепетало и кружилось на грани, грозившей лишить их всех троих того, к чему они стремились. Конечно, об этом знал только Саймон; и только он знал кое-что похуже что, насколько могло судить его все более ухудшающееся чувство времени, противоядие должно было поступить в его кровеносную систему в лучшем случае через шесть часов, а в худшем, всего через несколько минут. После этого ставленник Экзархии станет единственным победителем - и единственным оставшимся в живых.

И когда он увидел топоскопическую лабораторию Гильдии, он подумал, сможет ли даже сыворотка защитить его. В ней не было ни одного хоть в малейшей степени устаревшего прибора, ничего подобного Саймон не встречал даже на Великой Земле. Оборудование Экзархии, сомнений нет.

И оборудование его не разочаровало. Оно вонзилось прямо в подсознание с непреодолимым равнодушием острия, протыкающего воздушный шарик. И тут же несколько динамиков над его распростертым телом ожили многоголосой жизнью:

- Это какой-то трюк? Ни у кого, кроме Беренца, нет разрешения на перевод...

- Теперь переполненное второе "я" должно болтать и дать мне...

- Ви шаффен зи ес, зольхе энтфернунген бай унтерлихтгешвиндиг-кайт цурюкцулеген?

- ПОМНИ ТОР-ПЯТЬ!

- Пок. Пок. Пок.

- Мы так устали брести в крови, так устали пить кровь, так устали видеть кровь во сне...

Последний голос перешел в вопль, и все динамики резко отключились. Валкол, озадаченный, но еще не встревоженный, склонился над Саймоном, вглядываясь в его глаза.

- Так мы ничего не добьемся, - сказал он какому-то невидимому технику. - Ты наверно опустился слишком глубоко; ты, видимо, извлекаешь прототипы.

- Чушь. - Голос принадлежал Подстрекателю. - Прототипы звучат совершенно иначе - чему ты должен радоваться. В любом случае, мы прошли только самую поверхность коры мозга, посмотри сам.

Лицо Валкола исчезло. - Хм-м. Да, _ч_т_о_-_т_о_ не так. Может у тебя слишком широкий зонд. Попробуй еще раз.

Острие вернулось на место, и динамики возобновили свою многоголосую болтовню.

- Носентампен. Эддеттомпик. Беробсилом. Аймкаксетчок. Санбетогмов...

- Дит-люи ке ну люи ордоннон де ревенир, ан вертю де ля Луа дю Гран Ту.

- Может ему следует работать на другую страну.

- Не может ли мамочка лестница космолет нормально подумать, пока, до встречи, две ветреные папочка бутылки секунды...

- Нансима макамба йонсо какосилиса.

- У звезд нет острых лучей. Они круглые, как шарики.

Звук вновь отключился. Валкол раздраженно сказал: - Не может быть, чтобы он сопротивлялся. Ты просто что-то делаешь не так, вот и все.

Хотя вывод, сделанный Валколом, не соответствовал действительности, он явно показался Подстрекателю бесспорным. Последовала довольно долгая тишина, лишь иногда нарушаемая негромким гудением и звяканьем.

Лежа в ожидании, Саймон вдруг почувствовал постепенное облегчение в мочке левого уха, как будто слабенькое, но противоестественное давление, с которым он давно свыкся, начало уменьшаться - в точности, как будто прорвалась киста.

Это был конец. Теперь у него оставалось лишь пятнадцать минут, в течение которых топоскоп еще будет извергать белиберду - становящуюся все более связной - а уже через час перестроится и его физический облик, что уже не будет иметь ни малейшего значения.