Тем не менее — все же неплохой результат для «сумасшедших» предположений, а?

После этого Мост оказался неизбежным. Когда выяснилось, что мы сможем провести необходимые тесты только на поверхности самого Юпитера, нам понадобился Мост. Также стало понятно, что Мост необходимо создавать, как динамическую структуру. Он не мог строиться только до какого–то определенного размера. В момент, когда его строительство будет прекращено, Юпитер просто разнесет Мост в клочья. Поэтому нам надо было предусмотреть его непрерывный рост. Чтобы он не только противостоял Юпитеру, но и планета не мешала бы ему. Сейчас Мост уже в два раза превосходит размеры, необходимые для проверки Производной Локка. И я по–прежнему не знаю, сколь долго мы еще будем его наращивать. Надеюсь — не очень. Эта штука и так уже стала монстром.

Но Сеппи, позволь мне спросить у тебя вот что. Неужели Мост действительно подпадает под запрет, который ты наложил на гигантские исследовательские проекты? Да, это гигант. Но — гигантский ли это проект для ЮПИТЕРА? Я сказал бы, что нет. Но это лишь семечки. Мусор и ничего более. Мы бы не могли провести необходимые эксперименты на какой–то другой планете.

Всех богатств Персии или Индии, а быть может — и всего мира за многие века, не хватило бы для оплаты Манхэттенского проекта, соответствующего размерам Юпитера.

В дополнение — хотя это и произошло случайно — очевидный гигантизм, сопутствовавший проекту, оказался полезным элементом. Слоноподобные исследовательские проекты возможно уже и отыграли свое, но правительственные бюджетные агентства привыкли к ним и считают их нормальными. Привлечение одного из агентств Объединенной Комиссии позволило вывести многих ее членов из коматозного состояния. Это так же позволило нам получить такие ассигнования, которые мы никогда бы заполучили иным образом. Потому, что люди привыкли ассоциировать подобные проекты с исследованиями по оружию. Так что прости меня, но это определенного рода политика, как и наука. И кроме того, это весьма наглядно показывало, что я НЕ следовал подозреваемому совету подозреваемого доктора Корси. Впрочем, что едва ли является должным возмещением того, что я хотел бы вернуть по–настоящему.

Но говорить здесь о стратегии разработки сумасшедших идей я не собираюсь. Только о конкретных результатах. Ты должен знать, что и у этого метода есть свои недостатки.

Тебе, наверное, уже известно об исследованиях по антинекротику и то, что в результате у нас получилось. Я разговаривал с людьми, которые могли оценить, каковы шансы на успех. И мне удалось узнать их общее мнение насчет того, как мы должны действовать. Столь прямолинейный подход показался мне неплохим с самого начала.

Я немедленно подключил сотрудников «Пфицнера» к работе, так как у них уже имелись ассигнования от НСЗ для проведения подобных исследований. Ясно было, что НСЗ не усечет тот момент, когда цели «Пфицнера» потихоньку изменятся. КОГДА ВМЕСТО СТАРОСТИ РЕЧЬ УЖЕ ПОЙДЕТ О САМОЙ СМЕРТИ.

Мы также не упускали из виду и сумасшедших. И очень скоро мы нашли настоящего чудака. Человека по имени Лайонс, настаивавшего на том, что стандартная гипотеза Лэнсинга, постулирующая существование токсина старения, прямо противоположна истине. (Вдаюсь в этот предмет с определенной долей наслаждения потому, что подозреваю — ты знаешь об этом столь же мало, как и я. А в подобной ситуации я оказываюсь совсем не часто.) Он заявил, что на самом деле происходит следующее. Именно МОЛОДЫЕ матери передают своему потомству какую–то субстанцию, укорачивающую его жизнь. Утверждение Лэнсинга, что именно пожилые матери передают свои качества потомству, и субстанция, переносимая при этом, ускоряет процесс старения — бездоказательно, утверждал Лайонс.