Последующее казалось сном. Всю дорогу в космопорт Уэгонер молчал. Что же касается Энн, то она, похоже, находилась в состоянии легкого шока. Из того немногого, что Пейдж смог, как ему казалось, понять — полковник заключил, что девушка ожидала происшедшего столь же мало, как и он сам.

Лицо ее, когда Пейдж вошел в офис Ганна, несло выражение настороженности, нетерпения, и легкого самодовольства одновременно. Словно она думала, что знает то, что собирается сказать Уэгонер. Но когда Уэгонер упомянул Юпитер, она повернулась и посмотрела на него, словно из сенатора он превратился в боксирующего кенгуру, прямо под взорами смотрящих с портретов Отцов–Основателей «Пфицнера». Что–то явно было не так. После длинного списка столь очевидно ошибочных вещей, сказанное не несло в себе смысла. И что–то определенно пошло не так.

Когда машина повернула на восток, на аллею — на небе, в южном направлении, с правой стороны, где сидел Пейдж, стал виден фейерверк. Ракеты расцветали яркими и красочными вспышками, и, казалось, вырывались из самого сердца Манхэттена. Пейдж удивился, но вспомнил, как факт, вызванный к существованию из дурацкого сна, что сегодня последняя ночь Воскрешения Правоверных, проводившегося на стадионе острова Рэндоллз. Фейерверк устраивался в честь второго Пришествия, которого, как уверены Правоверные, теперь уже недолго осталось ждать.

Gewiss, gewiss, es nach noch heut'

und kann nicht lang mehr saumen…

Пейдж мог бы припомнить, как его отец — страстный почитатель Вагнера — напевал эти строки. Строчки из «Тристана и Изольды». Но он вместо того подумал об страшноватых средневековых гравюрах с сюжетами Второго Пришествия, на которых Христос стоит в углу картины и на него никто не обращает внимания. Зато люди столпились в почтении у ног Антихриста, чье лицо, в туманной дымке памяти Пейджа, представляло собой странное сочетание черт Фрэнсиса Кс.Мак–Хайнери и Блисса Уэгонера.

В небе, в сердцевинках раскрывающихся звездных раковин, стали появляться и расти слова:

| / | / | /

| / | / | / | / |/ | /

— Миллионы — живущих — сейчас — никогда — не — умрут!

/ | / | / | / | / |/ |

/ | / | / |

Это–то уж точно, холодно подумал Пейдж. Правоверные также считали, что Земля — плоская. Но Пейдж сейчас направлялся на Юпитер — планету быть может и не совсем круглую. Но все же более круглую, чем Земля Правоверных. В поисках, если вам нравится, бессмертия, в которое он тоже верил. Пейдж подумал, с привкусом желчи: ЭТО ТРЕБУЕТ РАЗНЫХ ЛЮДЕЙ.

Последняя звездная раковина, настолько яркая, что даже на таком расстоянии слово внутри нее почти ослепляло, беззвучно взорвалась бело–голубым пламенем над городом. Пламя гласило:

| / /

— — З А В Т Р А —

/ / |

Пейдж резко повернулся и посмотрел на Энн. Ее лицо, похожее на призрачное пятно в гаснущем свете вспышки, было заинтересованно повернуто к окну. Она тоже наблюдала за фейерверком. Пейдж наклонился вперед и осторожно поцеловал ее в слегка раскрытые губы, совсем забыв про Уэгонера. И спустя какой–то замерзший миг, он почувствовал, что на ее губах сейчас та самая улыбка, которая еще при первом появлении столь поразила его. Но теперь она была уже мягкой, дающей. И на некоторое время мир растаял.

Затем она коснулась его щек своими пальцами и снова откинулась назад на сидение. Кэдди резко свернул с шоссе на север. И частица сияния, бывшая последней на сетчатке глаза, исчезла в дрейфующих пурпурных пятнах, подобных тех, что оставляет солнце или Юпитер. Конечно, Энн даже не подозревает, что он собирался удрать от нее на станцию Прозерпина.