— А я вот не осталась. И прими это к сведению.

Он не стал вступать в спор. Молча зашагал, ведя Кэти вниз, в скалистую ложбину, а затем вверх, на ту сторону, и лишь изредка роняя слово указания. Так дошли они до цели — до небольшого каменного столпа с вырубленным в камне позеленевшим алтарем. Но никто их там не встретил.

— Я сварю кофе, — сказал он, доставая из рюкзака примус, — и если Затко и через полчаса не будет, то двинемся в путь.

Дети Мак-Грегоров уехали в Европу получать высшее образование, и Кэти ездила с ними, полгода провела в отъезде и теперь глядела на мужа с обновленным любопытством. Двадцать три года замужества не угасили в ней этого любопытства. Но при виде озабоченной возни Мак-Грегора ей подумалось, что примус грозит ему сейчас, пожалуй, большей опасностью, чем курды.

— И когда же вся эта курдская сумятица началась снова? — спросила она.

— В сущности, она и не кончалась.

— Я знаю, — сказала Кэти. — Но открытой войны и пальбы между иранцами и курдами не было вот уже сколько лет. Отчего же она вспыхнула снова?

Мак-Грегор пожал плечами:

— Трудно сказать. Думаю, курды опять замышляют создать независимую республику.

— На территории Ирана?

— Это мне пока не известно.

Он всыпал кофе в закипевшую воду, живо снял котелок с огня.

— Предвижу, что дальше, — сказала Кэти. — Курды-горцы, курды-горожане и курды-политиканы режутся друг с другом во имя курдского освобождения, а иранцы истребляют их тем временем.

— Ты слишком строга к курдам. В сорок шестом они боролись молодцами.

— И до чего же доборолись? Сколько их было повешено? Так есть ли смысл им опять браться за прежнее? И еще тебя вовлекать — я ведь знаю Затко.

Мак-Грегор словно не слышал. Он привстал, внимание его сосредоточилось на птице, описывавшей четкий круг над мерзлой землей в полумиле от них.

Кэти молча глядела на мужа.

— Мне с тобой трудно становится, — проговорила она, рассерженная наконец его сосредоточенным видом, — Вот ты уже и не слушаешь.

— Прости, — поспешно отозвался он. — Я наблюдал, как степной сарыч мышкует.

Кэти упорно смотрела на мужа, как бы запрещая ему снова отвести взгляд.

— Ты принимаешь даже окраску этой местности, — сказала она. — Твои волосы, и глупые глаза, и ботинки, и одежда, и даже это твое упорное скрытничанье вчера и сегодня. Возвращение в родную стихию, не так ли? — И она сердито указала рукой на горы.

— Ну полно, Кэти, — сказал он мягко. — Я скучал по тебе и не шутя рад твоему приезду.

Желая уйти от ее испытующих глаз, он вынул карту, надел очки в стальной оправе и углубился в изучение карты и гор. И снова его фарфорово-чистое со светлым загаром лицо — костистый тонкий нос, строгий высокий лоб — приняло сосредоточенное выражение.

— Ах, ради бога, — вырвалось у Кэти. — Не надо этого.

— Чего не надо?

— Очков не надо и не уходи в себя, побудь со мной.

Он спрятал очки и сложил карту. Кэти знала, что он до сих пор очень застенчив, так и не научился обороняться от неловкости таких моментов и эту незащищенность нетрудно использовать против него. Но каким же иным и лучшим способом встряхнуть его?

— Как бы то ни было, — сказала она, — но ясно, что Затко не явится, и давай-ка трогаться отсюда, пока я не рассвирепела окончательно.

— Подождем его еще несколько минут.