— Бедный ты, — сказала она. — Бедный.

Пес ткнулся ей в руку слегка, точно недоумевая, что с ним такое стряслось, и Кэти подошла к одному из джипов, достала винтовку из-под сиденья — она там у курдов лежит непременно. И в надежде, что не зря сказано: «У курдской винтовки всегда в стволе патрон», Кэти приставила дуло к затылку собаки, полуобернувшейся и глядящей на нее, и нажала спусковой крючок. Выстрелом собаку отбросило ярдов на десять от джипа, от светового снопа.

ГЛАВА ПЯТАЯ

А в это время Мак-Грегора уже не было в деревне. Он находился четырьмя километрами ниже по главной дороге, в старом доме сборщика налогов. Али уже уехал, ильхан — тоже. Близилось утро, но кази и четверо черных от копоти членов Комитета сидели на полу под керосиновой лампой, принуждая себя кончить дело, чтобы затем скрыться прежде, чем иранские войска поднимутся сюда или снова неизвестно чей самолет налетит на рассвете. Кази уже приказал эвакуировать Синджан. Раненых клали в грузовики и джипы и увозили по горным дорогам вниз, в селения севазов, к врачу-персу.

— Затко говорит, в тебя кто-то стрелял ночью и кричал, что это ты, мол, предал нас, — сказал кази, обращаясь к сидящему на корточках Мак-Грегору.

Мак-Грегор вдвоем с Затко откапывали засыпанную женщину, когда пуля черкнула пыль у его локтя и кто-то крикнул из темноты: «Чужак! Предатель!», продолжая стрелять с крыши, пока Затко не пальнул в ответ из пистолета.

— Неужели курды верят этой лжи, кази?

— Поверить в нее мог только глупец, и я прошу за него извинения, — сказал кази. — И прошу, не принимай близко к сердцу.

— Я не принимаю, — сказал Мак-Грегор. — Но я тревожусь о моей жене.

— А где она?

— Осталась в деревне, у Дусы в доме. Спит там, обессиленная.

Затко разыскал уже Кэти, настоял, чтобы она передохнула у Дусы, и поставил одного из своих людей, Бадра, охранять дом.

— Никто не причинит ей зла, — сказал кази.

— Все же я хочу поехать за ней поскорее.

— Нам требуется знать одно, — перешел кази к делу. — Требуется знать твое решение.

Мак-Грегор хотел ответить, но кази остановил его:

— И пусть наша новая беда не повлияет на это решение. От гневного чувства следует теперь отвлечься.

— Но как же от него отвлечься?

— И все-таки гнев — не лучший советчик в таком деле.

— Я еще прежде решился, — сказал Мак-Грегор. — Я выполню ваше задание, кази, при условии, конечно, что оно мне будет под силу.

— Хорошо, — сказал кази и продолжал деловито: — Я не стану требовать от тебя присяги, какую дали все мы, нам будет достаточно твоего слова, что ты принимаешь шесть заветов сорок шестого года. Помнишь ли ты их?

— Не вполне четко, — ответил Мак-Грегор.

— Они очень просты. Ты обязуешься быть верен курдскому народу, бороться за самоуправление для Курдистана, блюсти во всем тайну; ты берешь эти обязательства на всю жизнь; ты обязуешься считать всех курдов своими братьями и — последнее — не примыкать ни к какой партии или группировке, враждебной нам. Принимаешь ли ты все это?

— Принимаю, — сказал Мак-Грегор, сознавая, однако, что еще вчера давал бы свое согласие с куда большей оглядкой.

Кази обвел глазами остальных присутствующих, удостоверяясь, что их еще не свалила усталость.