Лаптев каждый день читает заводскую многотиражку, она из номера в номер помещает статьи о стане: о нем же говорят по заводскому радио, на разных собраниях, — никто не винит создателя стана, наоборот, все говорят о том, что стан лучший в мире, а вот работать на нем ещё не научились. И с автоматикой что–то не ладится.
— Нам, Федор Акимович, время нужно, — вздохнул Егор. — Мы освоимся.
Из угла подал голос пожилой интеллигентный человек — с виду грузин или армянин:
— У рабочих больше оптимизма, чем у нас с вами, Федор Акимович.
Эти слова были сказаны с улыбкой и надеждой смягчить Фомина. Академик воспринял реплику благодушно, не возразил, не взглянул на говорившего, — хотя и задумался. Затем продолжил свою мысль:
— Конечно, конечно… Время рождает умение, а умение — мастерство, но тут, товарищ Лаптев…
Фомин прервал речь, достал из–под стола покрытый красной эмалью табурет, предложил Егору сесть и, положив ему руку на плечо, спросил:
— Как вас зовут?.. Егор? Очень хорошо. Вот я вас просил позвать — зачем бы вы думали?.. Не мастера, не старшего оператора, а рядового рабочего. Зачем?.. А затем, чтобы спросить, как вы справляетесь с обязанностями, которые должен выполнять прибор «Видеоруки». Вы на стане что делаете?
— Должность моя — ученик оператора, но сейчас на первой эстакаде… подправляю лист… если он начинает косить.
— Чем подправляете?
— Клещи… вроде ломика.
— Ишь как, ломиком. А «Видеоруки» и не видят, и не поправляют. И многие другие приборы — счетчики разные, фиксаторы, сигнализаторы… Особенно же фильтры много хлопот доставляют. Да, мой друг, — и это на стане, который считают самым могучим в мире! И он действительно самый могучий! Да, да. И самый совершенный! В него заложены мощности, которых не знает мировое станостроение. И рабочие Уралмаша, Новокраматорска, Ижоры и Коломны — всех заводов, дававших узлы для стана, образцово исполнили механизмы. А вот некоторые ученые и даже целые институты подкачали. Особенно столичный НИИавтоматики подвел нас с вами, Егор. Вас заставил заниматься варварским трудом, а меня краснеть перед вами. И перед всеми людьми, перед народом, который ждет от стана шесть миллионов тонн листа в год, а он в нынешнем году едва четвертую долю выдаст. В Тольятти начал работу огромный автомобильный завод; в Татарии строится второй автогигант — прожорливые конвейеры уже сейчас кричат: «Листа, листа, листа!..» А наш стан держит их на голодном пайке.
— Волжскому отгружаем сполна, — заметил директор завода Николай Иванович Брызгалов.
Академик, не поворачиваясь в его сторону, повысил голос:
— Но сотни других объектов… недополучат лист!
— Это верно, — согласился директор. — Мы, Федор Акимович, — примем все меры. Думаю, к Новому году выйдем на проектную…
— Думать можно, а делать нужно. — Фомин повернулся в сторону Брызгалова, заговорил спокойно и примирительно: — Без надежной автоматики на проектную мощность не выйдем. Егор, давайте посчитаем, как часто на вашем участке случается этот самый… перекос?
Егор вынул из кармана куртки блокнот.
— В понедельник четыре раза прерывали работу стана. Первый раз…
— Постой, постой, — остановил Егора академик. — Да у вас, я вижу, полный хронометраж. И регулярно вы его ведете?
— У меня все записано, даже минутные остановки.
— А покажите–ка ваш блокнотик, голубчик.
Директор завода Брызгалов, сидевший поблизости от академика, вынул из своей папки несколько чистых листов бумаги. |