В большие серебряные рюмки, которые он также возил с собой, Пап разлил грузинское вино, предложил выпить.

— За знакомство, — сказал Пап. И, выпив, продолжал: — Как стан — хорошо идет? В нем уйма наших приборов, систем… Наверное, чуть что — нас клянете. А?.. Браните нас?..

Пап повернулся к гостю, рассматривая его изучающе. Пристрастный, бесцеремонный взгляд Папа не понравился Феликсу. «Смотрит, как на котенка», — подумал он и, видя, что Пап ждет ответа, сказал:

— Поругиваем, конечно. Да вам–то что? С вас, как с гуся вода. Тут одна иностранная делегация стан покупает — так приборы, говорят, поставим на него английские.

Феликс знал, что заказы для стана институт выполнял ещё до того, как Вадим, его брат, стал там директором. И потому не без удовольствия нажимал на слабости приборной оснастки.

— Вы виноваты, — шлепая влажными губами, сказал Пап. — Вы, заводские.

— Почему мы?

— Каркаете на собраниях, болтаете, а они что, не глухие. Они слышат. Все слышат и знают.

— Э, нет, — возразил Феликс, не понимая ещё, на что намекает столичный гость. Они не такие простаки, эти иностранцы. Они этих самых недостатков в работе стана побольше нас видят. Прежде чем о контракте речь вести, они с месяц в цехе торчали, за работой стана наблюдали. У них на счету каждая остановочка, каждая задержка.

— И все равно их напугала безответственная болтовня комсомольцев. Вам не хватает государственного, масштабного мышления. Стан ваш как бы не работал, вы должны говорить о нем только хорошее. Надо быть патриотами. Да, старик, престиж свой уважать надо. А вы раскаркались, языки распустили: «Письмо напишем, шум подымем…».

«Ах, вот оно что! — догадался наконец Феликс, откуда дует ветер. — Я позвонил Вадиму, рассказал о собрании, а он этому… Папу. Ну–ну — что ты ещё мне скажешь, дорогой столичный гость?..» А гость развивал свои экономические мысли:

— Автоматика в наш век — показатель состояния общества, умственного развития людей. Есть в мире малые страны, которые не имеют богатых природных ресурсов, не выплавляют много металла, а ежегодный прирост национального дохода у них не меньше, чем у Америки.

— Странно! — искренне удивился Феликс, никогда не имевший серьезных понятий о политической экономии, едва вытянувший её на тройку в институте.

— Ничего нет странного. Эти страны сделали ставку на производство неметаллоемких товаров — таких товаров, в которые вкладывается максимум интеллекта и минимум материалов. Их путь: автоматика, электроника… Нам бы тоже не мешало побольше об этом думать. А у нас некоторые ретивые ортодоксы теснят автоматиков.

Пап, произнося эту тираду, подразумевал под ортодоксом академика Фомина, которого считал комиссаром в науке, но Феликс его намека не понял — он не знал внутренних пружин НИИавтоматики и был далек от личных эмоций Папа. Но все–таки Феликс догадался: Пап ведет полемику с незримым противником, засевшим где–то в Москве, а может, внутри института «НИИавтоматики».

— Я понимаю, вы заинтересованы лично в делах своего института, — проговорил Феликс, стараясь сгладить невыгодное впечатление, которое, как ему казалось, он производил на Папа. — Но поймите меня правильно: говоря о стане, я не осуждаю всех ученых и даже всех сотрудников вашего института. Было бы глупо за отдельные погрешности…

— Наши с вами интересы — общие, — перебил его Пап, набивая рот очередной порцией буженины. Ел он неистово, жевал громко. Феликс невольно от него отстранялся. Ему было противно смотреть на влажные пунцовые губы чревоугодника.