Изъязвленная и покрытая оспинами земля кажется покинутой, но она населена легионами живых и мертвых, в равной мере гниющих в жидкой грязи. Запах смерти и разложения достигал даже низко летящих самолетов, оседал в горле, заставлял летчиков давиться.

За грядой войска союзников — южноафриканские и новозеландские части Третьей армии — готовили резервные позиции на случай непредвиденных обстоятельств; если наступление союзников, которое готовится на реке Сомме дальше к западу, захлебнется, сюда обрушится вся ярость контратаки немцев. Подготовку новой линии обороны серьезно затрудняла расположившаяся к северу от хребта немецкая артиллерия, почти без передышки вспахивающая это пространство разрывами снарядов. Приближаясь к фронту, Майкл видел желтый дым гаубичных залпов, ядовитым облаком висящий ниже гряды, и мог представить себе, каково приходится людям в грязи под непрерывным обстрелом.

По мере приближения к гряде грохот обстрела стал слышен даже сквозь рев массивного двигателя «ле рон» и свист воздуха за бортом самолета.

Канонада напоминала грохот прибоя у скалистого берега, удары обезумевшего барабанщика, лихорадочный пульс больного, безумного мира, и Майкл чувствовал, как яростное негодование против тех, кто отдал приказ напасть на аэростаты, слабеет с нарастанием грома канонады. Увидев ужасные страдания внизу, он понял: эту задачу необходимо выполнить.

Однако аэростаты — самая страшная и ненавистная цель для летчика, и поэтому Эндрю Киллиджеран не взял с собой больше никого. Теперь Майкл видел их — словно жирные серебряные слизняки, они висели высоко в рассветном небе над грядой. Один прямо впереди, другой несколькими милями восточнее. На таком расстоянии удерживающие их тросы не видны, а плетеные корзины, откуда наблюдателям открывается грандиозная панорама тыла союзников, кажутся темными точками, подвешенными под сверкающими шелковыми эллипсоидами, наполненными водородом.

В этот момент сильная воздушная волна толкнула «сопвичи», раскачала их крылья, и прямо по курсу в небо ударил фонтан дыма и пламени; этот фонтан, черный с ярко-оранжевым, вырос исполинской высоченной наковальней над низколетящими самолетами, заставляя их круто повернуть, чтобы не попасть в огненную бурю. Направленный наблюдателями с аэростатов немецкий снаряд попал в склад вооружения союзников, и Майкл почувствовал, как на смену страху и негодованию приходит жгучая ненависть к артиллеристам и людям, висящим в небе, людям с глазами стервятников, холодно и бесстрастно призывающим смерть.

Эндрю повернул назад, к хребтам; оставляя высокий столб дыма справа, он спускался все ниже, пока шасси едва не стало касаться брустверов из мешков с песком. Летчики увидели движущиеся по окопам цепочки южноафриканских солдат — не люди, а серые вьючные животные, сгибающиеся под грузом амуниции и вооружения. Мало кто поднимал голову, чтобы посмотреть на пролетающие над ними ярко раскрашенные машины. А у тех, кто смотрел, были серые грязные лица, тупые, с пустыми глазами.

Впереди открылся вход в один из низких перевалов, пересекающих хребет. На перевале лежал утренний туман. Под утренним ветром он слегка зыбился и колыхался, будто земля под серебряным одеялом занималась любовью.

Впереди затрещал «виккерс». Эндрю проверял свое оружие. Майкл слегка повернул, чтобы расчистить линию огня, и дал короткую очередь. Зажигательные пули с фосфорными головками оставляли в чистом воздухе красивые белые следы.

Майкл снова повернул, держась за Эндрю, и они погрузились в туман, попав в новое измерение света и приглушенного звука. Рассеянный свет образовал вокруг обоих самолетов радуги, на очках Майкла начала конденсироваться влага.

Он поднял очки на лоб и посмотрел вперед.

Накануне днем Эндрю и Майкл, тщательно разведав узкий проход через гряду, убедились, что там нет препятствий или выступов, и запомнили, как он петляет между высокими стенами, и все равно проход оставался опасным, видимость не больше шестисот футов, а меловые стены круто поднимались за крыльями.