— О чем это вы?

— Именно так Блютшпиллер по традиции заканчивает свои ревизии. А вы сидите там и ему помогаете.

— Я знаю, что кардинал привержен традициям…

— «Традициям»! Дыба — вот что такое в нашей церкви «традиция». Колесование — тоже «традиция». Вырывание ногтей при помощи…

— Успокойтесь, Зап. Нынче не пятнадцатый век. Слушайте, Блютшпиллер — это Блютшпиллер. А Маравилья — совсем другой человек. Думаете, ему легко работать у кардинала? В сущности, он человек впечатлительный. Все это не доставляет ему ни малейшего удовольствия.

— Ага, — сказал я, — выходит, вы делите с ним его горе, да? Что же еще вы с ним делите?

Филомена зарделась:

— Так вот, значит, в чем дело! Целый год вы играли роль благородного монаха, ссылаясь на свой нерушимый обет безбрачия. А теперь вдруг начали ревновать. Как… трогательно!

— Ревновать? Я просто пытаюсь понять, на чьей вы стороне.

— Быть может, я и сама пытаюсь в этом разобраться.

— Наверняка монсеньер находит гораздо лучший подход к решению любого религиозного вопроса, чем некогда я. Я похож на Ричарда Чемберлена только при свете луны. Монсеньер похож на него при дневном свете.

Казалось, мои слова задели ее за живое, но она быстро справилась с волнением.

— Мне некогда утешать монаха, который связан обетом безбрачия и при этом томится от любви. — Она встала и направилась к выходу. — Почему бы вам не написать письмишко журналистке Энн Ландерз?

Я слушал, как она стучит каблучками по мраморному полу коридора.

Аббат внимательно выслушал мою разведывательную сводку. Теперь, когда мы оказались перед лицом общего врага, все нелады между нами были забыты.

— То, что он из богатой семьи, меня не удивляет, — сказал Аббат. — Он несомненно знает толк в хорошем вине.

— Что вы имеете в виду? — спросил я.

— Он уже выпил целый ящик «Фижака».

— Откуда вы знаете?

Аббат пожал плечами:

— Кто-то же должен спускаться в погреб, переворачивать бутылки… мы не можем полностью свернуть программу научных исследований и опытных разработок.

— Вы демонстрируете в высшей степени добросовестное отношение к делу, отец настоятель.

— Нельзя бросать хорошее вино на произвол судьбы, вы же понимаете. За ним нужно смотреть, ухаживать. Вино — это живое существо. Оно подобно ребенку. Необходимы строго определенные условия — влажность, температура…

Брат Боб оторвался от изучения географического атласа:

— Тут сказано, что в Кисангани средняя температура — девяносто два градуса, и это в прохладное время года. Влажность, похоже, более или менее постоянная. Для марочного вина стопроцентная влажность подходит?

Аббат нахмурился:

— Где находится Кисангани?

Когда брат Боб показывал ему это место, в библиотеку вдруг вошел Маравилья. Он заметил атлас с развернутой картой Экваториальной Африки.

— В этой части света еще очень много работы, — сказал он. — Столько страданий, невзгод! Будь святой Тад жив в наши дни, он находился бы именно там.

— А сами вы в ближайшее время не намереваетесь побывать на Черном континенте? — с надеждой спросил Аббат, спрятавшись за своей Библией.

— Если бы только это было возможно! — ответил Маравилья со своей слабой улыбкой.