— Милости просим в наш клуб! — сказал брат Джин. — Если хотите получить ясное представление о расходах, обратитесь к пяти-этапной программе Роббинса…

— Ах, оставьте! — сказал Аббат, фыркнув. — Не слушайте его, монсеньер. Если вы не можете обойтись без беспочвенного оптимизма, читайте Роббинса. Если вам нужны идиотские диаграммы, читайте Кови. Если же вам нужны результаты, читайте Чопру.

Маравилья испытующе посмотрел на Аббата:

— Интересно, что за «результаты» вы имеете в виду?

— «Si monumentum requiris circumspice», — ответил Аббат. — Без Дипака Чопры не было бы ни горы Кана, ни паломников, ни винодельни, не говоря уже об Административно-отшельническом центре, в котором вы, кажется, так… хорошо устроились.

Взгляд Маравильи сделался суровым.

— Расходы должны течь, как кровь? В каком же именно месте Священного Писания Господь призывает нас к расточительству? Я уверен, что кардиналу Блютшпиллеру было бы интересно послушать, как вы примирите Чопру с Церковью.

Я опасался, что Аббат не готов к спору о Священном Писании с одним из высокопоставленных представителей Папы Римского. Насколько мне было известно, за много месяцев он ни разу не потрудился раскрыть требник и прочесть что-нибудь, кроме написанных братом Майком «либретто» библейских текстов. Но именно они послужили ему орудием в споре.

— Монсеньер, несомненно, не забыл тот самый отрывок, который мы недавно обсуждали в моей келье. Притчу о блудном сыне, вознагражденном своим отцом за то, что не скупился на деньги. — Аббат с гордым видом повернулся к брату Бобу и сказал: — Будьте любезны напомнить монсеньеру, о какой именно цитате идет речь.

— Лука, пятнадцать, одиннадцать — тридцать два, — сказал брат Боб.

Монахи уважительно ахнули.

— Лука, двенадцать, пятнадцать, — тотчас парировал Маравилья.

В мертвой тишине мы услышали, как брат Боб торопливо перелистывает назад страницы Нового Завета. Найдя нужный стих, он громко прочел:

«При этом сказал им: смотрите, берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения».

Аббат наморщил лоб. Он рылся глубоко в своем до-дипаковском банке памяти.

— Второзаконие… восемь…

«Ну же, вспоминай быстрей!» — подумал я. Он улыбнулся:

— Да. Второзаконие, восемь, десять.

Брат Боб принялся лихорадочно листать страницы. Потом прочел:

«И когда будешь есть и насыщаться, тогда благословляй Господа, Бога твоего, за добрую землю, которую Он дал тебе».

Монахи взволнованно перешептывались.

— К Тимофею, шесть, шесть — десять, — сказал Маравилья. — Шах и… если не ошибаюсь, отец настоятель… мат.

Брат Боб угрюмо процитировал:

«А желающие обогащаться впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу».

Внезапно в комнате стало томительно жарко, почти как в Кисангани. Мы умоляюще посмотрели на Аббата. У него на виске показалась тонкая струйка пота.

Маравилья повернулся, не спеша подошел к книжным полкам и запихнул «Накопить и жить в достатке» на место. Потом направился к выходу. В тот момент, когда он уже почти скрылся за дверью, голос Аббата заставил его резко остановиться.

— Екклесиаст, шесть, один — два.

Аббат улыбнулся монсеньеру. Монсеньер не улыбнулся в ответ. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем брат Боб начал читать отрывок:

«Есть зло, которое видел я под солнцем, и оно часто бывает между людьми: Бог дает человеку богатство и имущество и славу, и нет для души его недостатка ни в чем, чего ни пожелал бы он; но не дает ему Бог пользоваться этим, а пользуется тем…

Следующие слова брат Боб произнес, подняв голову и посмотрев на Маравилью:

…Чужой человек…»

Аббат закончил цитату:

«Это — суета и тяжкий недуг!»

Маравилья посмотрел на нас.