— Видно, про тайники с золотом допытывались, — предположил Мишель.

— Или про царские сокровища, — тихо сказал Валериан Христофорович.

А может, итак!...

Со второго этажа донесся крик.

Видно, что-то и там нашлось.

Мишель с Валерианой Христофоровичем поднялись по скрипучей старой лестнице наверх. Туда, где жило семейство ювелира. Жило...

Притихшие, побелевшие хлопцы тихо стояли вдоль стены.

— Бог ты мой! — покачал головой Валериан Христофорович, хотя он-то видывал виды.

В гостиной на полу, близко друг от друга, валялись четыре трупа — пожилой женщины и трех молодых барышень в кружевных ночных рубашках, одна из них была еще совсем ребенком, может быть, лет двенадцати. И у всех у них были проломлены черепа, скорее всего, валявшимся здесь же, неподалеку, бронзовым подсвечником. Как видно, заслышав какую-то возню и крики, они выбегали из своих спален, где их одну за другой безжалостно убивали.

— Мерзавцы, девочек-то зачем? — осуждающе сказал Валериан Христофорович. — Против бога так-то!

— Видно, свидетелей боялись, — сказал Мишель.

— Каких свидетелей?... Свидетели — это когда полиция, суд да каторга. А ныне ничего этого нет! Вот мы теперь уедем и боле сюда никто, может быть, год не явится! Никому бы они ничего не сказали! Да ежели б даже сказали, кто тех злодеев ловить стал? Теперь каждый день, может быть, сотнями убивают, и никому до того никакого дела нет! Просто злодеи, вот тебе и весь сказ! И Федька ваш, и Анисим тоже!... Душегубы!

Тела прикрыли снятыми с постелей простынями. Сами пошли по комнатам.

— Ищите бумаги — амбарные книги, закладные, расписки... — сказал Мишель. — Да так, чтобы ни одного клочка не упустить!

— Да-да, уж вы, голубчики, не сочтите за труд! — поддержал его Валериан Христофорович.

Через час пред Мишелем лежал ворох собранных по дому бумаг, которые сложили в мешок.

Покойный ювелир Густав Фридбах отличался в ведении дел похвальной, чисто немецкой пунктуальностью. Он каждодневно сводил балансы, подсчитывая прибыль, не забывая указать цену приобретенного на толкучке сахарина, и в отдельных книгах вел учет вновь поступившего товара, помечая, что, за сколько и у кого он приобрел и отдельной графой — кому и по какой цене сдал. Правда, фамилий не писал, ограничиваясь именами, а нередко инициалами. Но, как следует покопавшись в бумагах и сопоставив различные записи, Мишель смог довольно легко расшифровать большинство аббревиатур.

Связи ювелира были обширными — среди его постоянных клиентов встречалось немало знатных, известных всей России фамилий, помеченных, помимо просто инициалов, присовокупленными к ним буквенными приставками — «г.» «б.» «к.» и даже «в.к.»!... Что, судя по всему, означало граф, барон, князь и не просто князь — а великий князь!

Поставщики тоже были с приставками, причем зачастую предваряющими те же самые инициалы — оголодавшие графы и бароны несли ювелиру некогда купленные у него же, причем за баснословные деньги, драгоценности, дабы обменять их на фунт сала или бутыль прогорклого подсолнечного масла.

Так вот почему Густав Фридбах не спешил убыть из революционной России на свою историческую Родину! Пожадничал старый ювелир, желал, видно напоследок все, что возможно, скупить. А вышло вон как...

Одна из аббревиатур показалась Мишелю чем-то знакомой. Перед ней не было никаких приставок лишь три буквы — О. К. и Р.

"О" — Олег?... Отто?... Осип?... А ну как верно — Осип?... Карлович?! Уж коли другая буква — "К". Осип Карлович Рейнгольд? Отец Анны... А нынче, выходит, его тесть?

Вот так сюрприз!

И что здесь, интересно знать, искал Осип Карлович? Ну-ка.