Завтрак кончился; Nicolas только что рассказал свою последнюю prouesse и, покачиваясь на стуле, мурлыкает: «Mon pere est a Paris»; «Мой отец в Париже». Ольга Сергеевна ходит взад и вперед по столовой и некоторое время не знает, как приступить к делу.

– Надеюсь, мой друг, что ты не нигилист! – наконец отрезывает она, нигилисты – это те самые, которые гражданский брак выдумали!

– Maman! вы очень хорошо знаете, что я консерватор! – обижается Nicolas.

– Je sais bien que vous etes un noble enfant! Я хорошо знаю, что вы благородный мальчик! но знай, Nicolas, что если б когда-нибудь тебе зашла в голову мысль о революции… vous ne serez plus mon fils… vous m'entendez?.. вы больше не будете мне сыном… вы меня понимаете?..

– Maman! вы странная! вы лучшая из матерей, но вы не понимаете меня.

– Ah! les hommes sont bien mechants! Ах! люди очень злы! они так искусно расставляют свои сети, что я не могу… нет, нет, не могу не дрожать за тебя. И потому, если б когда-нибудь, по какомунибудь случаю, тебя постигло искушение…

– Parbleu! je voudrais bien voir! Черт возьми! желал бы я посмотреть!

– Не шути этим, Nicolas! Люди вообще коварны, а нигилисты – это даже не люди… это… это злые духи, – et tu sais d'apres la Bible ce que peut un esprit malfaisant а ты знаешь по Библии, что может злой дух… A потому, если они будут тебя искушать, вспомни обо мне… вспомни, мой друг!.. и помолись! La priere – c'est tout молитва – это все… Она даст тебе крылья и мигом прогонит весь этот cauchemar de moujik мужицкий кошмар… Дай мне слово, что ты исполнишь это!

– Maman! вы странная!

– Нет, дай мне слово! успокой меня!

– Даю вам миллион триста тысяч слов, что каждый из этих злых духов, при первом свидании, получит от меня такую taloche взбучку., что забудет в другой раз являться с предложениями) О! я эти революции из них выбью! Я их подтяну!

Nicolas надувается и вскакивает; глаза его искрятся; лицо принимает торжественное выражение. Он таким орлом прохаживается по зале, как будто на него возложили священную обязанность разыскать корни и нити, и он, во исполнение, напал на свежий и совершенно несомненный след.

– Maman! – произносит он важно, – желаете ли вы, чтоб я открыл перед вами мою profession de foi? свои убеждения?

– Mon fils! Мой сын!

– Alors ecoutez bien ceci В таком случае слушайте… Я консерватор; я человек порядка. Et en outre je suis legitimiste! L'ordre, la patrie et notre sainte religion orthodoxe – voici mon programme a moi И кроме того, я легитимист! Порядок, отечество и наша святая православная вера – вот моя программа… Что касается до нигилистов, то я думаю об них так: это люди самые пустые и даже – passez-moi le mot простите за выражение. – негодяи. Ils n'ont pas de fond, ces gens-la! ils tournent dans un cercle vicieux! У этих людей нет никаких основ! они вертятся в заколдованном кругу! Надеюсь, что теперь вы меня понимаете?

– Какой ты, однако ж…

«Умный», хотела сказать Ольга Сергеевна, но вдруг остановилась. Она совсем некстати вспомнила, что даже ее покойный Пьер («le pauvre ami! бедный друг! он никогда ничего не знал, кроме телесных упражнений!») – и тот однажды вдруг заговорил, когда зашла речь о нигилистах.