Изменить размер шрифта - +

Леночка спустится со второго этажа на первый, а лестница и все вокруг нас, будет мгновенно облеплено шушукающимся девчонками — от самых мелких до барышень на выданье.

Целоваться нам и в голову не придет, неприлично, да и гимназистки советы начнут давать. Минуты через три-четыре, раздвигая учениц, словно атомный ледокол льдины, к нам выплывет Виктория Львовна, солидная женщина лет сорока — Леночкина классная дама, которая, пряча улыбку, цепко ухватит меня под локоть и выставит за пределы здания, невзирая на то, что я важный чиновник и титулярный советник.

Здешние классные дамы особы строгие. Подозреваю, что Виктория Львовна меня караулит, но все-таки, умница, дает возможность жениху повидаться с невестой, постоять рядышком, подержаться за руки. Но минут за пять до начала урока она меня все-таки выставит и, для приличия, поворчит на служителя — мол, почему посторонних впускаете?

Служитель привычно разведет руками, показывая — мол, как не впустить? Но сам тоже улыбнется в усы. В общем, все всё прекрасно понимают, но ситуация обязывает и все при деле.

Перед тем, как пойти по делам, необходимо заскочить в приемную Председателя окружного суда, сообщить заведующему канцелярией Петру Ильичу, что судебный следователь (даже не стану добавлять, что по особо важным делам) пошел в управление полиции. Это на случай, если кто-то станет меня искать. Но по большому счету — если убийств никаких нет, то нафиг кому-то нужен следователь? А случится, так меня отыщут.

Доложил, спустился, перешел на другую сторону улицы, потом сообразил, что в Мариинской гимназии мне делать нечего, Там на днях случилось какое-то инфекционное заболевание — не то ветрянка, не то коклюш, не то девчонки из младших классов съели что-то несвежего. Окружной инспектор, не мудрствуя лукаво, объявил карантин, приказав закрыть гимназию до Рождества и всех девчонок отправили по домам. Преподаватели не слишком рады — жалованье за это время платить не станут, зато гимназистки довольны. Неважно, что придется наверстывать, главное, что сейчас выпал небольшой отдых. И я девчонок прекрасно понимаю.

К счастью, Леночку хворь не коснулась, мне бы радоваться, что появилось лишнее время для занятий латинским языком, но тетушка — редиска, решила, что племянницу следует отправить домой, в Белозерск. Дескать — нечего ей в Череповце делать, если занятий нет, маменька с папенькой по дочке соскучились, заодно и Рождество встретит в кругу семьи. А то, что жених станет страдать — так ничего страшного, земская почта работает исправно, пишите друг другу письма. Бумага и любовные объяснения вытерпит, и упражнения по латыни.

Эх, значит, прямо в Городскую управу.

Василий Яковлевич Абрютин, в старом мундире, зато с новыми погонами надворного советника, с орденом святого Станислава третьей степени, удачно дополнившим его боевые награды, встретил меня радушно, усадил и сказал:

— Кажется, убийств у нас нынче нет, если не считать того, что крестьянка заспала младенца. Урядник написал — баба с ума сходит, волосы на себе рвет. Сомневаюсь, что вы дело по данному факту будете открывать.

Правильно сомневается господин Абрютин. Дело я открывать не буду. В моем прошлом — то есть, в здешнем будущем, уголовное дело бы возбудили по факту причинения смерти по неосторожности. Формально — все правильно. Молодая мама, заснувшая вместе с младенцем, должна была предвидеть, что придавит носик и ротик малыша грудью или одеялом. А как быть, если мамка — сама еще девчонка, не спала ночь, а то и две-три, отключилась? Да что ей какое-то наказание, если она сама себя поедом ест? Теперь же, ребенка у нее не будет, зато останется судимость, словно пятно не на совести, а на сердце. Какой суд, если она сама себе суд устроила? Руки бы на себя не наложила с горя.

Даже если предположить, что в погоне за формальной справедливостью — ведь убийство по неосторожности было, я открою дело, допрошу всех и вся, установлю обстоятельства, передам прокурору, а тот доведет до суда, ни капельки не сомневаюсь, что присяжные признают женщину невиновной.

Быстрый переход