— У вас еще недостаточно опыта, чтобы суметь обмануть старика, видевшего столько смертей. Постепенно смерть вошла в мои вены, она леденит кровь, и ни один лекарь не сумел бы помешать ее победе. Но есть нечто более важное: ваши предки построили удивительную страну, сумейте ее сохранить. Вы смогли установить мир с хеттами?

— Аша удалось убедить хеттского императора, мы надеемся подписать договор, который положит конец вражде.

— Как легко покидать эту землю, когда установлен мир, после того как, столько написал о войне... Один из моих героев говорит:

— Сегодня я побежденный и стремлюсь во мрак.

— Я прикажу соорудить вам великолепное вечное жилище.

— Нет, Ваше Величество... Я остался греком, а для моего народа другой мир — только забвение и страдание. В моем возрасте слишком поздно отказываться от своих верований. Даже если это будущее не кажется вам радостным, это именно то, к которому я приготовился.

— Наши мудрецы утверждают, что творения великих писателей будут жить дольше, чем пирамиды.

Гомер улыбнулся.

— Жалуете мне последнюю милость, Ваше Величество? Возьмите мою правую руку, ту, которая писала... Благодаря вашей силе мне будет легче перейти на ту сторону.

И поэт мирно угас.

Когда Фараон вернулся в кабинет, Серраманна представил ему отчет.

— Никаких следов мага Офира, Ваше Величество, без сомнения, он покинул Египет.

— Мог бы он спрятаться среди евреев?

— Если бы он изменил внешность и добился их доверия, почему бы нет?

— Что говорят осведомители?

— С того времени, как Моисей признан вождем евреем, они молчат.

— Значит, тебе неизвестно, что они замышляют.

— И да и нет, Ваше Величество.

— Объясни, Серраманна.

— Речь может идти только о мятеже, организованном Моисеем и врагами Египта.

— Моисей попросил меня о встрече.

— Не соглашайтесь на нее, Ваше Величество!

— Чего ты опасаешься?

— Что он попытается уничтожить вас.

— Не чрезмерны ли твои опасения?

— Мятежник способен на все.

— Моисей — мой друг детства.

— Ваше Величество, он забыл эту дружбу.

Вошел Моисей.

Высокий, широкоплечий, с пышной шевелюрой, густой бородой, высеченным словно из камня лицом, еврей казался олицетворением силы и могущества.

— Садись, Моисей.

— Я предпочитаю оставаться на ногах.

— Что ты хочешь?

— Мое отсутствие было длительным, а размышление глубоким.

— Привело ли оно тебя к мудрости?

— Я был обучен мудрости египтян, но что она в сравнении с волей Яхве?

— Значит, ты не отказался от своих бессмысленных замыслов?

— Наоборот, я убедил мой народ последовать за мной.

— Я вспоминаю слова моего отца Сети: «Фараон не должен терпеть ни мятежника, ни виновника волнений. В противном случае это был бы конец царства Маат и наступление беспорядка; а он порождает несчастье для всех, больших и маленьких».

— Закон, которому следуют в Египте, не относится к евреям.

— Сколько они будут жить на этой земле, столько они должны подчиняться ему.

— Дай согласие моему народу отправиться в пустыню, чтобы там принести жертву Яхве.

— Соображения безопасности вынуждают меня ответить тебе отказом.

Моисей сильнее сжал ореховый посох.

— Я не могу довольствоваться этим ответом.

— Во имя дружбы я согласен забыть твою дерзость.

— Я сознаю, что обращаюсь к Фараону, властелину Двух Земель, и не думаю выказывать ему непочтение никоим образом.