|
Я уже стар, господин Оберзайт. Всю жизнь я боролся с глупостью и косностью, отстаивал разум, лечил людей, не зная ни покоя, ни отдыха, и что в результате получил? Иногда нарыв в горле так смердит, что даже Тоби, мой верный пес, не подходит ко мне и виновато смотрит из угла… Я хотел бы умереть чистой и быстрой смертью, а обречен на долгую агонию. Сколько раз хотелось мне воззвать к Богу, вкусить сладостного утешения, обрести в вере силы, чтобы выдержать боль и встретить смерть. Но я всегда подавлял эти порывы. Это было бы слишком просто. И сейчас едва не поддался искушению только потому, что во мне заговорил страх.
НЕЗНАКОМЕЦ. Вот и надо было поддаться. ФРЕЙД. С меня достаточно других наркотиков, я не желаю еще и этого. НЕЗНАКОМЕЦ. Чем же он плох? ФРЕЙД. Это наркоз разума. НЕЗНАКОМЕЦ. Но если ваш разум нуждается в наркозе? ФРЕЙД. Не разум, а животное во мне хочет верить, тело ищет облегчения своих мук, затравленный зверь, косуля, окруженная сворой собак, еще надеется на спасение… Бог — это отчаянный вопль плоти! НЕЗНАКОМЕЦ. Значит, вы не хотите верить, потому что от веры вам стало бы легче? ФРЕЙД (в ярости). Я не верю, потому что все во мне жаждет веры! Не верю, потому что хотел бы верить! Не верю, потому что был бы счастлив, уверовав! НЕЗНАКОМЕЦ (с легкой насмешкой). Но послушайте, доктор Фрейд, если это желание так велико, зачем вытеснять его? Зачем препятствовать себе? Насколько я помню ваши труды… ФРЕЙД. Это опасное желание! НЕЗНАКОМЕЦ. Опасное для кого? Для вас? ФРЕЙД. Для истины… Я не могу позволить себе обольщаться. НЕЗНАКОМЕЦ. Истина — суровый повелитель. ФРЕЙД. И неумолимый… НЕЗНАКОМЕЦ. И ненасытный! ФРЕЙД. Удовлетворение— не признак истинности. (Развивает свою мысль.) Человек бредет по темной пещере, господин Оберзайт. Единственный свет, который у него есть, дает факел, сделанный из пропитанного маслом тряпья. Он знает, что пламя скоро погаснет. А вера заставляет его надеяться на то, что впереди в конце туннеля есть дверь, ведущая к свету… Атеист знает, что никакой двери нет, света у него ровно столько, сколько он сможет добыть своими силами, а туннель закончится вместе с жизнью. Поэтому, конечно, ему больнее, когда он натыкается на стену… утрата его страшнее, когда он теряет ребенка… И ему труднее вести себя достойно и честно… но он это делает! Ему страшно, жутко во тьме… но он идет. Хоть боль и страх становятся все нестерпимей, неизбежная смерть — все ближе… и сама жизнь превращается в смертельную болезнь… НЕЗНАКОМЕЦ. Ваш атеист — просто отчаявшийся человек. ФРЕЙД. Такое отчаяние называется мужеством. Атеист отказался от иллюзий, он променял их на мужество. НЕЗНАКОМЕЦ. И что же он при этом выиграл? ФРЕЙД. Достоинство. НЕЗНАКОМЕЦ. Ты слишком горд этим своим мужеством. ФРЕЙД. Не говорите мне «ты»! НЕЗНАКОМЕЦ. Вы на меня злы? ФРЕЙД. Я не могу сейчас чувствовать ничего, кроме боли, для злости не осталось места. НЕЗНАКОМЕЦ. Благодарю вас! (Пауза.) Вы можете упрекнуть меня за то, что я пришел только теперь. Но если бы я явился вам раньше, это ничего бы не изменило. Вы прожили бы ту же самую жизнь, Фрейд, достойную, благородную, прекрасную жизнь… ФРЕЙД (усталым голосом). Прекратите строить из себя Бога, Вальтер Оберзайт. Здоровая часть вашего сознания прекрасно знает, что это ложь. (Высвобождает руки.) НЕЗНАКОМЕЦ (отстраняясь с улыбкой). Значит, в Бога вы не верите, а в Вальтера Оберзайта верите. (Кланяется.) Ему это весьма лестно. (Насмешливо.) Но где доказательства тому, что Вальтер Оберзайт существует? ФРЕЙД (без улыбки). Послушайте, я слишком устал. НЕЗНАКОМЕЦ. Дело не в усталости, просто вы непрестанно думаете об Анне. |
