– Э… Ну, а второе?

– Мы не называем себя южными четтами, как будто мы всего лишь ветвь на большом и благородном древе.

– Понимаю. Каким именем мне следует называть твой народ?

– Мы называем себя саранахами.

– Саранахи? Мне незнакомо это слово.

– Оно из древнего языка и означает птицу, которая парит над океанами, редко касаясь земли, – объяснил Декелон. – Так же и мой народ лишь самую малость касается здешней земли. Мы живем в земле древней и бедной, и поэтому защищаем ее, удобряем как можем, собираем всевозможные ее дары, разводим коз и овец и возделываем широко разбросанные редкие делянки.

– Из какого древнего языка? – полюбопытствовал Амемун.

– Очень немногие из нашего народа знают его теперь, а на востоке он неизвестен вовсе.

– Это язык, на котором мы все говорили когда-то?

– Возможно.

Декелон пожал плечами. Его тон предполагал, что они собрались здесь для того, чтобы обсудить более важные вещи, чем мертвый и большей частью забытый язык.

Амемун глубоко вздохнул. Он проделал долгий и трудный путь, чтобы доставить это послание.

– Как ты говоришь, саранахи живут на древней и бедной земле. Возможно, вам пришло время найти более богатые пастбища?

Декелон остро посмотрел на него.

– Ты предлагаешь мне двинуться на восток, в Аман?

Амемун моргнул. Он не ожидал, что разговор будет таким прямым.

– Нет.

– Тогда ЧТО же ты мне предлагаешь?

– Чтобы ты двинулся на север.

Какой-то миг Декелон не понимал, но осознав, что именно предлагает ему Амемун, он разразился смехом.

– О, замечательная шутка. Мы, саранахи, разбросаны по всей этой земле мелкими племенами, а ты хочешь, чтобы мы двинулись на север и заняли Океаны Травы. Наши дальние родственники, ненавистные четты, живут там огромными кланами. Как по-твоему, что они на это скажут?

– Они сейчас заняты иными делами, – легко возразил Амемун. – И кто знает, на что способны саранахи, если за ними будут стоять богатые друзья?

Лицо Декелона расплылось в широкой усмешке.

– Насколько богатые?

Амемун усмехнулся в ответ.

– Очень, – заверил он.

ГЛАВА 3

Салокан, король Хаксуса, медленно ехал по тропе, сгорбившись в седле. Его собственное тяжелое дыхание заглушалось фырканьем коня. Он вглядывался в темноту, силясь разглядеть какие-нибудь свидетельства присутствия врага, но видел только неясные очертания одиноко стоящих деревьев и низкого кустарника, который, казалось, нарочно вытягивал ветви в его сторону. Лицо короля было исцарапано в сотне мест; он ощущал на губах привкус крови. Услышав, как над ним просвистела стрела, он закричал, еще глубже вонзая шпоры в бока коня. Тот жалобно заржал и прибавил прыти. Впереди неясно вырисовывалась группа пехотинцев, и какой-то странный миг он не мог разобрать, стоят они или лежат, а затем увидел торчащие из их тел колючие стрелы и проехал прямо по ним.

Луна в вышине не отставала от него, и Салокан молился, чтобы она убралась прочь, чтобы ее разоблачающий свет погас. Он проехал под деревом, низко пригнувшись к шее коня. Ветка зацепилась за плащ и сорвала его, чуть не сбросив с лошади самого короля. Мышцы спины и бедер болели так сильно, что боль сливалась в одно целое. Еще одна группка пехотинцев – копьеносцы, на сей раз живые. Они в отчаянии воззвали к нему, когда он пронесся мимо, но он проигнорировал их.

Затем луна замерцала. Салокан рискнул поднять взгляд и увидел, что его лошадь следует по тропинке через рощу древесного терновника.