Линан бросил рыжего на землю и выхватил меч. Одним взмахом он обезглавил пленного. Его с шипением окатило горячей кровью. Он нагнулся поднять голову за рыжие волосы. И снова вплотную приблизил его лицо к своему.

– Я таки ОЧЕНЬ даже хорошо тебя знаю. – Он повернулся к Зйджеру. – Моя лошадь с тобой?

Эйджер сделал знак, и один четт подвел к нему его кобылу. Он легко вскочил в седло, все еще держа в одной руке отрубленную голову, и бросил взгляд на Красноруких.

– Никакие пленные нам не нужны. Перебить их всех.

Когда колонна развернулась и двинулась обратно к Даавису, все слышали вопли истребляемых у них в тылу пленников. Гудон ехал рядом с Эйджером, и они вместе смотрели на скакавшего в авангарде Линана.

– Что он делает? – спросил Гудон.

– Разговаривает с головой, – ровным тоном ответил Эйджер.

– Он назвал пленных «изменниками», – отметил Гудон.

– А когда он допрашивал священника, то представился ему как король Линан. Раньше он никогда этого не делал.

– Верно, дружище. – Гудон нервно провел языком по губам. – Скажи мне, Эйджер Пармер, вождь клана, ты узнаешь еще нашего Линана или больше не узнаешь его?

Эйджер почувствовал, как по его деформированной спине прошел спазм, ощущение, которого он не испытывал дольше, чем мог вспомнить. И горбун знал, что именно это означало. Он снова учился бояться.

ГЛАВА 19

К небу вознеслись голоса тысячи скорбящих четтов. Стоя совершенно неподвижно около своих лошадей, откинув головы назад, раскрыв рты, они с идеальной согласованностью тянули песню мертвых. Этот рыдающий вой, казалось, исходил от самой земли, самих Океанов Травы. Над ними не летало птиц, а вокруг не двигалось ни одно животное.

На земле, окружающей тысячу скорбящих, лежали кости тысяч четтов, останки клана Эйнона. Жаркое летнее солнце и пожиратели падали сделали кости белыми, как бивни; их отблеск в траве был заметен с расстояния во много лиг. Когда Эйнон впервые увидел это поле, то уже знал, что это такое, хотя никакой личный опыт не мог подготовить его к такому. Все его тело вдруг налилось чугунной тяжестью, и все же он по-прежнему ехал вперед, заставляя себя вести уцелевших из клана Лошади к этому полю смерти.

Когда песня мертвых закончилась, четты вскочили на лошадей и собрались вокруг Эйнона. Как ему показалось, в тот миг все они, даже шесть сотен, принадлежащих к числу улан и Красноруких Линана, были готовы последовать за ним до самого края земли для отмщения.

«Да будет так, – подумал он. – Линан дал мне добро простирать свою месть до каких угодно пределов, и я хочу дойти до самого источника».

– Мы не станем собирать кости, – сказал он всем. – Никакого погребального костра не будет. Это поле, которое мы называем Путем Солнцестояния, навеки станет кладбищем наших погибших. Никакой скот никогда не будет пастись здесь, никакой другой клан никогда не назовет эту территорию своей. Отныне и до скончания Океанов Травы именно здесь каждое лето будет собираться клан Лошади и петь песню мертвых, дабы духи наших родных и друзей покоились в мире, зная, что они не забыты, и их смерть не осталась неотомщенной.

В ответ не грянуло криков, никто не подхватил его выкрика. Эйнон развернул лошадь на запад, и вся колонна медленно, дабы не потревожить останков, проехала по полю смерти.

Если б Декелон не был с Амемуном все время набега саранахов на Океаны Травы, то нипочем не узнал бы его. Аманит настолько потерял в весе, что был теперь таким же худым, как любой из его воинов пустыни; он состриг бороду, оставив от нее лишь щетину, а взятая им у убитого четта сабля стала ему теперь самым близким другом – Декелон был уверен, что аманит по ночам разговаривал с ней.