– Будь благословен Владыка Горы! – воскликнул Амемун. Новости были даже лучше, чем он ожидал. И так быстро! Он боялся, как бы война не затянулась на долгие месяцы или даже на годы. При таких темпах Линана и его четтских союзников вытеснят обратно в степь еще до окончания лета.

– Я понимаю, о чем ты думаешь, – сказал Декелон. – Это означает, что поддержка, обещанная нам твоим королем, иссякнет, как одна из наших речушек летом?

– Нет никаких причин полагать, будто одна битва положит конец войне, – не замедлил с ответом быстро соображающий Амемун.

– Но ты как раз думал о скором окончании. И ты не ответил на мой вопрос.

– Деньги поступят, как обещано. Порукой тому моя собственная жизнь.

– Именно так я и думал, – медленно проговорил Декелон.

Амемун решил, что пора сменить тему.

– Марин передал еще какие-нибудь новости?

Декелон кивнул.

– Но это были плохие новости. Королева потеряла своего ребенка.

– Арива?..

– Дочь. Внучка Марина, как я понимаю.

– А королева? – тихо спросил Амемун.

– Об этом Марин ничего не сообщает.

– Значит, она осталась в живых, – с уверенностью заключил Амемун. В плане Марина – их плане! – столь многое зависело от ребенка, который родится у Аривы и Сендаруса. Если Арива осталась жива, они могут сделать еще одну попытку.

– В послании содержалась еще одна весть, – осторожно сказал Декелон. – Твой король говорит, что она принесет тебе большое горе.

Ночь выдалась безлунной. Океаны Травы тянулись по обе стороны от Амемуна, словно темное море без волн. Саранахи постоянно передвигались в изнуряющее быстром темпе, несясь странным полулегким шагом, проглатывающим лигу за лигой. Вплоть до сегодняшней ночи они часто делали привалы, позволявшие Аме-муну не отставать от них, но в эту ночь обходились без всяких привалов. Амемун, находившийся в конце колонны, пустил в ход всю свою энергию, стараясь не отстать от смутной тени бегущего впереди воина. Он знал, что Декелон делает это с целью не дать ему, Амемуну, предаться горю; на свой лад Декелон оказывал ему услугу. Но в глубине души Амемун знал, что горе будет ждать своего часа. Он боялся, оно окажется столь велико, что убьет его.

Под ясным небом с его мириадами звезд, несясь по просторам великой степи, Амемун обнаружил, что его разум дрейфует между прошлым и настоящим. Бывали времена, когда он верил – фактически точно знал, – что Сендарус все еще жив, а затем вселенная делала полный оборот, и тяжесть правды наполняла его болью, какой он никогда раньше не испытывал. Самое тяжелое для Амемуна – мудрого советника, терпеливого наставника, опекуна принца – заключалось в том, что хотя он знал, какой огромной трагедией была смерть Сендаруса, но все же никак не мог постигнуть этого. Он никогда не верил, что в мире может существовать нечто, настолько выходящее за рамки его опыта, за рамки его знаний и представлений, – и понимание, что нечто подобное все-таки существует, превращало в насмешку все, чему он научился и во что верил.

«Внутри у меня теперь пусто, – подумал он. А затем поправился: – Нет, не совсем пусто».

В самой глубине своего существа он ощущал яркую, страшную язву. Он проживет достаточно долго, чтобы добиться падения и уничтожения тех, кто убил его любимого Сендаруса.

Марин сидел один за большим столом в огромном каменном зале своего дворца в Пилле. Слуги толпились поблизости, но всегда за пределами круга света от свечи. Они походили на серых призраков среди гобеленов и дверей.

Ночь выдалась холодная.