– Мы готовим все по мере прокладки хода. Сейчас саперы уже должны быть под северной стеной, но они работают как можно тише. Штурмы западной стены сильно мешают любым мастерам контрмин расслышать ведущиеся работы, поэтому именно при штурмах мы и копаем больше всего.

– Сколько времени пройдет прежде, чем вы сможете взорвать мину? – снова спросил Эйджер, не скрывая нетерпения в голосе.

– Ближе к вечеру, – ответил Вейлонг. – Возможно, вы захотите подождать до завтрашнего утра…

– Сегодня к вечеру? Боже, почему же еще вчера вы не сказали мне об этом? Мы могли бы отменить утренний штурм…

– Потому что вчера мы еще не знали! – перебил Вейлонг. – Тот старый ход мы перехватили только прошлой ночью. И как я уже говорил, для незаметного окончания работнам нужен шум штурма.

Эйджер несколько раз глубоко вдохнул и устало кивнул.

– Извините. Но мы не станем ждать до завтрашнего утра. Принц Линан захочет попытаться взять город нынче же вечером. Мне нужно точно знать, когда вы сможете поджечь мину.

– За час до заката. Не раньше.

– Вы можете это обещать? Вейлонг сглотнул. Столько всего могло пойти наперекосяк – враг мог подвести контрмину, ход мог обвалиться, наконец, они могли неверно рассчитать длину и угол хода – но он знал, что Эйджеру неинтересно выслушивать оправдания.

– Мы это сделаем, – пообещал он, надеясь, что в его голосе звучит больше уверенности, чем он ощущал. – Я сам буду там и подожгу ее за час до заката.

Эйджер мрачно улыбнулся.

– Если вы это сделаете, я гарантирую, что принц Линан будет очень благодарен.

Вейлонг нервно улыбнулся. Он не был уверен, что внимание бледного принца можно считать желанным событием. Ему было куда уютней в своих ходах и траншеях, чем в излишней близости к столь важной особе. Или, поправился он, к столь страшной особе.

– Тогда мне лучше вернуться к делу, – пробормотал он и, наполовину отвесив поклон, а наполовину отдав честь, потащился к своим ходам.

«Хороший офицер, – подумал про себя Эйджер. – В будущем нам понадобится кто-то вроде него. Надо будет поговорить об этом с Линаном».

Он находил странным придерживаться столь высокого мнения о капитане из Хаксуса. Большую часть своей воинской жизни Эйджер провел сражаясь как раз с людьми вроде Вейлонга – даже сам некогда был капитаном. Если же разобраться, между ними практически не было разницы, за исключением перспектив. И, по иронии судьбы, теперь они с Вейлонгом вместе работали против города королевства.

Он покачал головой. От таких мыслей мало толку. Нужно выиграть битву, убивать врагов. А если слишком глубоко задумываться над этим, можно сойти с ума.

С тех пор, как Чариону перенесли во дворец, она один раз приходила в сознание. Сделав какое-то замечание по поводу того, что лежит без рубашки перед столькими мужчинами, королева снова впала в беспамятство. Врачи провели с ней не один час, убеждаясь, что нет серьезных внутренних повреждений помимо трех треснувших ребер. На лиловый синяк наложили мази, а правую руку вдели в перевязь, чтобы не дать ей двигаться. Гален навещал раненую, когда только мог.

И все это время, не покидая ее ни на миг, рядом с ней сидел Фарбен. Он изумлялся самому себе, поскольку ничуточки не волновался. Впервые с тех пор, как началась война, он обрел спокойствие. Его королева пострадала, и все прочее не имело для Фарбена значения. Чариона была центром его мира, и когда он нашел ее среди трупов, то подумал, что мир рухнул. Когда же он уразумел, что она еще жива, то понял, насколько несущественным было все прочее в его собственной жизни.