Хотя прилагаемые при этом письма написаны в понедельник, в день, когда я обычно пишу к вам, но я не послал их на почту, потому что имел некоторое основание подозревать, что по случаю болезни царя не дозволят отправить ни одного письма заграницу. Но теперь болезнь эта известна всем, и я, посылая мои письма, считаю нужным прибавить к их содержанию то, что случилось после.

Вчера обнародовали, хотя и с некоторой таинственностью, что болезнь его величества — оспа, которая-де выступает хорошо и обильно. Ныне шестой день, как начала выступать оспа, и девятый после того, как начались лихорадочные припадки. Оспа не имеет тяжелого характера, и надеемся, что Бог из6авит нас от несчастного случая, чего боятся и что предчувствуют все, как вы можете вообразить. Впрочем, не могу знать с достоверностью настоящее положение болезни царя, потому что его видят очень немногие, да и те рассказывают на разные, лады.

Не могу не представить высокому разумению короля нашего государя, что в случае, если последует несчастие смерти этого государя, нам придется испытать не только перемену в правительстве, но и междоусобную войну, которая, по моему мнению, неизбежна, так как есть четыре партии, которые претендуют на корону.

Первая — принцессы Елизаветы, дочери Петра Первого.

Вторая — царицы-бабки настоящего-царя.

Третья — невесты, княгини Долгорукой.

Четвертая — сына герцога Голштинского . Хотя этот последний и действительно имеет наибольшее право на престол, но его сторонники очень немногочисленны и вовсе не сильны. У принцессы Елизаветы сторонников несколько больше, но и они также не сильны.

Самые сильные люди на стороне царицы-бабки и невесты. Это так очевидна, поэтому я спешу уверить его величество, что в случае, если последует роковой удар, судя по мерам, которые уже приняты, на престол войдет или царица-бабка, или невеста Долгорукая. Я не сомневаюсь, что последняя успеет скорее, по причине большой силы Долгоруких, которых фамилия многочисленна. Но что бы там ни последовало, я знаю, что они думают женить его царское величество на княжне прежде Великого поста, хотя бы не прошло и сорока дней после болезни царя".

Все самое ужасное в жизни всегда происходит именно вдруг. Добра ждешь-ждешь, готовишься к счастливому событию, а оно все не приходит. Но беда внезапно сваливается на голову!

Угораздило же этого глупого мальчишку простудиться. Ну ладно, перемерз, с кем не бывает, а вот оспу-то где подхватил, паршивец?

— Говорят, от Сергея Григорьевича заразился, — услышал он голос сына Ивана и понял, что невольно задал свой вопрос вслух. — Дядюшка ведь, несмотря на то, что дети его в оспе лежали, продолжал ездить ко двору. Вот и доездился.

— Ну, это чепуха, — отмахнулся Сергей Григорьевич, который тоже был здесь. — Я ведь здоровехонек. И никто ведь больше не заразился. И дети на поправку пошли. А он, — князь значительно ткнул пальцем в стену, за которой где-то далеко находился Лефортовский дворец, — а он, гляди, вот-вот... — И перекрестился.

Алексей Григорьевич тоже перекрестился и рявкнул:

— Не каркай.

Брат терпеливо снес грубость, да и никто из Долгоруких, собравшихся сегодня в Головинский дворец, не обратил на непочтительность внимания. Здесь были человек десять князей Долгоруких, собравшихся по просьбе Алексея Григорьевича и на время позабывших старинные распри.