Все это возчик, путаясь в слезах, и высказал своим седокам. Хорхе и Данька вытаращились сперва на него, потом изумленно переглянулись.

— Linda donna! — восхищенно сказал один, что по-испански означало: «Прекрасная дама!»

— Краше свету белого... — пробормотал другой со странной тоской в голосе.

Громкий крик пронесся над полем, заставил задумавшихся людей резко обернуться. Несколько всадников вылетели из леса и понеслись через поле к усадьбе.

— Княжна-а! — упоенно орал один из них, черноволосый, румяный, крепкий и долговязый. У него было совершенно детское, неприятно-капризное лицо. — Княжна Катерина-а-а! Да постойте же! Вы уж обставили меня, погодите!

Он кричал вслед девушке в синем платье, которая никак не могла управиться с перепуганным конем. Юноша все подгонял, подгонял своего скакуна, но не мог догнать Екатерину Алексеевну.

Рядом, стремя в стремя, скакал широкоплечий синеглазый красавец, до такой степени схожий с всадницей, что их можно было принять за брата и сестру, когда бы у него волосы не были светлые, соломенно-желтые, а у нее — жгуче-черные.

«Накладные волосья! — осенило Даньку. — Как это их называла матушка? Парик! Пристало ли волосы чужих баб на голове носить?! А вдруг какая немытая попадется?»

Княжна Долгорукая тотчас перестала казаться ему такой уж ослепительной красавицей. Впрочем, ее вспыльчивость и заносчивость успели бросить изрядную тень на очаровательный образ, в первую минуту поразивший его воображение.

— Надо полагать, это Иван Долгорукий, фаворит императора, — послышался рядом задумчивый голос Хорхе, который с любопытством смотрел на синеглазого всадника. — Ну а с ним рядом... — Он запнулся, словно торопливо перевел дыхание, и Данька с удивлением отметил, что его новый знакомец, выдержке, самообладанию и терпению которого он не переставал дивиться все эти дни, чем-то очень взволнован. — А с ним рядом, очевидно, его императорское величество...

— Он, царь-батюшка, великий государь Петр Алексеевич! — послышался откуда-то снизу восторженный всхлип, и путешественники, свесив головы, увидели своего возчика, который стоял на коленях где-то у колес и старательно бил головой в землю, отвешивая поклоны придорожной пыли, уже скрывшей двух всадников серой занавесью.

Царь!.. Вот он, надежа-государь, как испокон веков называли его русские люди! Данькина единственная надежа на справедливость!

В одно мгновение он соскользнул с воза и, забыв обо всем, забыв о Хорхе, пустился по полю вдогон всадникам, отчаянно крича:

— Государь! Ваше царское величество! — И даже, совершенно забывшись: — Батюшка Петр Алексеевич!

По счастью, топот копыт оглушал всадников, и они не слышали дерзких Данькиных воплей. И, задыхаясь, то крича, то шепча, он все бежал и бежал, ничего не видя толком впереди себя за пылью и из-за того, что ветром выбивало слезы из глаз.