Страшно ему!
Ушаков совсем осерчал.
— Теперь мне ничего не скажешь — огнем пытать буду! Решай Густав!.. Через час приду!..
Встал, да вышел.
А Густав остался.
Что ж такое происходит-то? Откуда тот камень взялся?.. И караульный офицер, который его оговорил?.. И остальные?.. И зачем князь-кесарь рассказал, чего на самом деле не было?..
Стоит Густав — чуть не плачет!
Ничего понять не может!..
И вот уж и минута прошла.
И за ней другая.
И уж осталось от того, отпущенного ему Ушаковым часа, меньше половинки!.. И что-то с ним после будет?!
— Выходь! — скомандовал надзиратель. — С пожитками!
С пожитками — это значит в другую камеру, на каторгу или хоть даже на свободу. Везде — с пожитками.
Мишель быстро собрал все свои вещи и, зажав под мышкой, вышел из камеры.
Надзиратель сопроводил его до лестницы, где с рук на руки передал конвоиру, который повел его дальше, по бесконечным «Крестовским» коридорам и этажам.
Куда — уж не в общую ли камеру?..
Но нет — не в общую. В административном корпусе Мишеля поджидал благообразного вида господин, в добротном пальто, в калошах и с зонтиком.
— Вы Фирфанцев?
— Да, — кивнул Мишель.
Гражданин многозначительно взглянул на конвоира, отчего тот, отступив, вышел из помещения, угодливо прикрыв за собой дверь.
— Я к вам по поручению Михаила Ивановича, — сказал господин. — Ознакомьтесь, пожалуйста.
Протянул какой-то казенного вида лист. Где были синие печати и размашистые подписи и было сказано, что арестанта Фирфанцева нынче же, по получении данного распоряжения, следует освободить из-под стражи, передав в руки господина Ухтомцева...
Наверное, того самого, в калошах и с зонтиком, который теперь ожидал, когда он дочитает бумагу.
— Я свободен? — спросил Мишель.
— Некоторым образом, — загадочно ответил господин. — Но прежде я хотел бы просить вас об одном одолжении...
Интересно знать, что может «Крестовский» арестант «одолжить» столь важному господину.
— Вы ведь, кажется, расследовали дело о хищении драгоценностей царской фамилии?
Мишель, все еще не понимая, куда клонит господин, кивнул.
— Но все, что я знал по данному делу, я уже сообщил, — сказал он.
— Я в курсе, — улыбнулся Ухтомцев. — Но, к сожалению, этого недостаточно. И от лица Михаила Ивановича я хотел бы просить вас продолжить начатое вами расследование. Должен вам сказать, что Михаил Иванович и Александр Федорович крайне обеспокоены судьбой данных ценностей...
— Александр Федорович? — в первое мгновение не понял Мишель.
— Да, Керенский... Речь идет о весьма значительных средствах, которые теперь, когда Россия находится на великом историческом переломе, могли бы послужить во благо русского народа.
Опять слова...
— Но эти драгоценности принадлежат царской фамилии, — был вынужден напомнить Мишель.
— Трехсотлетняя династия Романовых закончилась, — мягко возразил господин Ухтомцев. — Бывший государь-император, равно как его семейство, теперь не более чем рядовые, пользующиеся общими со всеми правами, граждане. В связи с чем все ранее принадлежавшее им имущество обращено в доход государства.
— И все же вряд ли я смогу быть вам полезен, — развел руками Мишель. — Ведь я служил в царской полиции, чины которой теперь лишены права занимать сколько-нибудь серьезные, тем более связанные со следственной деятельностью, должности. |