– Аг-г-гы-ы… ямщики!

Старик сорвался глухим хрипом и болезненно закашлялся.

– Э-эх, – сказал он с горечью, – съела у меня голос река-матушка.

Микеша продолжал кричать, не останавливаясь для передышки…

– Идут, – сказал наконец Фрол.

Действительно, за отмелью мелькнули огни фонарей, и Микеша тоже смолк. И тотчас же со стороны реки, из-за горы, как бы в ответ на крик ямщика раздался такой же протяжный крик, только чудовищно громкий и глубокий. Мы невольно переглянулись и замерли, охваченные безотчетным испугом… Казалось – сказочное чудовище проснулось и завыло где-то неподалеку.

– Пароход, – сказал первым опомнившийся Фрол.

Вскоре в глубине темной ночи послышались частые гулкие удары, и на реку, сверкая огнями, выплыл пароход с двумя барками. Микешка быстро вскочил в лодку и отсунулся от берега, кинув Фролу его узел. Через минуту лодку едва можно было разглядеть на темных волнах Лены.

– Прощай, Микеша! – крикнул я вдогонку.

– Прощай-ай! – донеслось в ответ из темноты.

– Варнака к варнаку тянет, – с презрением сказал Фрол. – К жиганам, видно, пристанет.

– А ты разве не знал, зачем он у тебя выменивает лодку? – сказал я. – Зачем же уступил?..

Фрол ответил не сразу.

– Хорошо ли бумагу писал? Крепко ли? – спросил он через минуту. – Станочники чисто собаки. Не отдадут, пожалуй.

В это время к нам подошли станочники с фонарями, и все мы молча смотрели, как пароход, повернув к нам оба огня, бежал как будто прямо к нашему берегу… Под лучом пароходного огня мелькнула на мгновение черною тенью лодка Микеши и исчезла…

– Кто на реке? – спросил один из ямщиков.

– Микеша, – ответил Фрол торопливо. – Со мной приехал, да, вишь, сейчас отсунулся.

– Пошто?

– Я разве знаю?.. Ничего не говорил. А видно, опять в бега снарядился.

– В бега, так пошто за барку зачалился? – сказал опять пришедший ямщик, зоркие глаза которого, очевидно, пронизывали темноту там, где я ничего не видел.

– С жиганами, видно, стакнулся. Жиганы повыше камней ночуют.

– Ну, ин, видно, так, – равнодушно подтверждали ямщики. Некоторое время они следили за поворачивавшимися огнями парохода, как бы обсуждая, что принесет им с собою эта редкая еще на Лене новинка: облегчение суровой доли и освобождение или окончательную гибель… Оба огня на кожухах исчезли, и только три звездочки на мачтах двигались еще некоторое время в черной тени высоких береговых гор… Потом и они угасли… Над Леной лежала непроницаемая ночь, молчаливая и таинственная…

Недели через две с теми же остановками и спорами, мы все еще двигались кверху по замерзающей Лене, когда нас догнал знакомый почталион, встреченный нами еще под Якутском и теперь возвращавшийся обратно. Сообщая различные новости пройденного уже нами пути, он рассказал, между прочим, что на несколько станков ниже Батамая оголодавшие бродяги ограбили было проезжего купца. Согнали народ и устроили облаву: варнаки отсиживались в пещере, отстреливаясь камнями, но в конце концов сдались. С ними, говорили, попался молодой ямщик, убежавший с Титаринского станка.