Он смотрел ей в глаза, пока говорил. Он не дрогнул и не моргнул. Не было признаков лжи. Но он был Рэтбоном. Беата могла научить их врать с рождения.

— Ты знал, что они в Сыновьях Раннона?

— Мы сейчас не общаемся, — он поправил очки на носу.

— Почему?

Лувиан вздохнул.

— Очаровательная мама зовет меня коротышкой. Отчасти от того, что я самый младший и мелкий, а еще, пожалуй, слабый физически. Ты видела Аркадия, горы в Аше такие, как он. У него должна быть своя луна. И я всегда был, скажу честно, умнее многих из них. Но это не считалось. И мать позволила мне пойти учиться, но под девичьей фамилией ее бабушки. Я должен был учить право, чтобы, когда моя глупая родня попадется, я мог их вытащить. Помочь семье. Но на втором году обучения я перешел на политику и не говорил им, пока не доучился. А потом я ушел работать на тебя. Вышло плохо. Ты для них была врагом.

— Потому они на меня напали сильнее, чем на Мэла? Из-за тебя?

— Наверное. Но они пошли бы за ним, когда ты была бы… кхм, убрана, — его щеки потемнели от смущения. — Моя семья никогда не любила твоего дела или отца. Робен старался их подавить, и нам — им — было тяжело, когда появилась стража порядка. Отец привык воровать, пока старая полиция не смотрела. Но со стражей порядка не работало. Они требовали много, хотели участвовать, управлять всем, не принимали отказа. Мать этого не потерпела. Отец пытался все уладить, но не мама.

— Она что? Убедила Аркадия создать банду, чтобы нападать на стражей порядка?

— Она — они — могли, да. Отец в тюрьме за нападение на них, так что все может быть. Она хотела отплатить. Редкие стали бы союзничать с Рэтбонами, даже против стражей порядка. Но Сыновья Раннона… загадочная анонимная группа против обидчиков… Это привлекает. И быть во главе тайного общества Аркадий точно захотел бы, — он выглядел так, словно плюнет, сжал губы, проведя языком по зубам за ними.

— Ты не любишь брата, да?

Лувиан посмотрел на нее.

— Скажем так, ты не первая побывала из-за него под водой.

— Ого, — тихо сказала Печаль. — Прости.

— Не надо. Хорошо, что он делал это в чистых туалетах.

Это должно было звучать как шутка, классическая подколка Лувиана, но звучала сухо из-за того, что он говорил, опустив плечи. Печали это не нравилось, это был не тот Лувиан, которого она знала, и в ней вспыхнул гнев на Аркадия Рэтбона не только из-за того, что он ранил ее, но и за Лувиана.

— Он любит меня по-своему, — тихо сказал Лувиан, прервав ее мысли. — Иначе он легко раздавил бы меня в Рилле. Он не должен был убегать. Думаю, мы все понимаем, что я не выиграл бы.

— Они меня потом не трогали, — сказала Печаль. — Я думала, это ты постарался.

Лувиан покачал головой.

— Наверное, они ждут, выдам я их или нет.

— Но ты не выдашь?

Он сглотнул.

— Хочешь, чтобы я это сделал?

Он предлагал ей выбрать. Он послушался бы, если бы она сказала да. Она это видела. Он хотел, чтобы она доверяла ему, он ощущал вину за случившееся.

— Нет, — сказала Печаль. — Но если ты может как-то упросить их перестать убивать меня, я буду рада.

— Хорошо.

Печаль закрыла сундук и села на него, глядя на Лувиана. Он смотрел в ответ. Он мог врать. Его так растили. Обманывать и врать. Он мог научиться взламывать замки раньше, чем сморкаться. Он легко мог совершать преступления, хоть и отстранился от семьи. Он пробрался в реестр в Ранноне, украл портрет Мэла из Летнего замка, хотя был там только на собеседовании.