Но Расмус был из Риллы. Черный выделял желтизну кожи у раннонцев, но его бледной коже этот цвет шел: тень и свет луны, чернила и бумага. Даже милая Иррис с ее большими глазами и лицом в форме сердечка не выглядела в траурном черном так хорошо, как Расмус.

Он смотрел на нее, сдержанный и свежий, как всегда, несмотря на слои одежды и жару, и Печаль с болью понимала, что рядом с ним казалась увядшей и растрепанной.

Но она ответила ему тенью улыбки, и этого хватило, чтобы он пересек комнату с невероятным изяществом и обнял ее. Она расслабилась, прижавшись лицом к его груди, тут же ощутив себя спокойнее.

— Я не знала, что ты вернулся, — сказала она.

— Конечно, вернулся.

— Думаешь, тебя мои приказы не касаются? — прошептала она в его рубашку.

— Ты — не моя королева.

— Я ничья королева, — ответила Печаль.

— Но к тебе ходят люди с вопросами. И ты сама сказала, что однажды станешь канцлером… — сказал Расмус с резкой нотой в голосе.

Печаль посмотрела на него. Она не успела ответить, голова заболела, и она скривилась.

— Голова? — догадался он.

Печаль кивнула.

— Думаю, до этого я ощутила запах Ламентии.

Он поднял голову и вдохнул.

— Я его не ощущаю.

— Нет. Сейчас запаха нет. Может, его и не было, и я схожу с ума.

— Этого быть не должно, — он прижал кончики пальцев к ее вискам, и боль угасла. — Так лучше?

От его прикосновения она стала легче, почти парила.

— Ты так добр, — тихо сказала она.

Он провел пальцами по ее лбу и до кончика носа, а потом по щеке, пока указательный палец не коснулся уха.

— Для чего уметь забирать боль, если не использовать эту способность?

Она шутила как-то, что если бы у нее была способность, то противоположная ему — разрушать, причинять боль — и он тогда притих, насупившись.

— Это работает не так, и ты это знаешь, — сказал он.

Она пыталась объяснить, что это была шутка, но он покачал головой.

— Не стоит так говорить, — он расстроился и не давал коснуться его, держал ее на расстоянии вытянутой руки, пока говорил. — Ты знаешь, что так начиналась война. Есть истории, в которых мой народ использовал свои способности во вред.

— Рас, я знаю…

— Тогда не говори так, даже в шутку. Способности — это хорошо. Их используют только для добра. И… — его голос смягчился, — ты бы не смогла никого ранить.

Она устыдилась и не спорила.

Печаль отвлеклась от воспоминания, когда его ладонь скользнула в ее волосы и нежно погладила.

— Зачем было всех прогонять? Что сказала Иррис?

— Отец… — сказала она, и продолжать не требовалось. Хотя Шарон был бы в ярости, узнав, что Расмус знал о проблемах канцлера, Печаль не могла скрывать это от него. — И сенатор Бальтазар туда же.

Расмус с сочувствием посмотрел на нее.

— Лорд Дэй знает?

Печаль кивнула.

— Шарон думает, что я должна с ними разобраться. И думает, что я должна говорить с людьми здесь, хотя у меня нет ни власти, ни авторитета, — она отклонилась, а потом прижалась лбом к его груди. — Звезды, я скучаю по бабушке. Она знала, что делать.

Расмус взял ее за руку, переплел пальцы и поднес ее ладонь к губам.