Здесь наступило молчание.

Затем Писатель проснулся (или ему показалось, что он проснулся) от того, что чья-то рука схватила его за плечо и затрясла.

Он сел, выпрямившись, в постели. Сначала была полная темнота, но затем он вспомнил, что нужно открыть глаза, и это потребовало от него некоторого мужества, потому что, как говорится, он был напуган до усрачки. И всё же он открыл их, и, хотя ожидал, что в комнате будет очень темно и лунный свет будет пробиваться через окно, это было не так. Вместо этого комната была залита низким зернистым светом, который, как казалось, обладал оттенком, который в свою очередь можно описать только как гнилой и болезненный, и который хроматически не соответствовал ни одному из компонентов спектра. Это было призрачное свечение, происхождение которого не могло быть связанно ни с одним аспектом этого нормального мира, напротив, оно принадлежало преисподней.

В общем, хватит уже о свете. Давайте поговорим о существе, которое трясло Писателя за плечо.

Над ним склонился старик с длинными седыми волосами и длинной белой бородой, и хотя большая часть лица этого незваного гостя была скрыта бородой, его всё ещё можно было опознать по узкому и удлиненному лицу с выступающей челюстью.

- Дедуля Септимус! - воскликнул Писатель.

- Да, сынок, эт я и никто другой.

- Какое облегчение! Я слышал из ненадёжного источника, что ты умер. Я знал, что это вздор!

Гибридный акцент янки-южанина, казалось, заскрипел, как доски в старом доме.

- Нет, не вздор, дружище, а чистая правда. Вот, почему я пришёл, и у меня мало времени. Мне позволено только предупредить тебя и ничего большего.

- Вы имеете в виду то, на что намекали в Бэктауне?

Призрачная фигура не ответила прямо.

- Ты - Искатель, парень, я вижу это по тебе. Я тоже был Искателем, только моё время вышло. Однажды, может, завтра, может, через двадцать лет, но, видишь ли, сынок, когда-нибудь до тебя дойдет, что то, что ты ищешь, действительно ищет ТЕБЯ.

Писатель задумался над этим утверждением и его символическими инсинуациями, вроде того, как часто в прошлом он называл себя «Искателем».

- Но, я так и не нашёл того, что искал…

Древний призрак продолжил вещать скрипучим голосом:

- И я солгал, когда сказал, что ты принёс добро обратно в город, если, вслед за ним подкрадывается зло…

Как мог Писатель забыть? Как будто ворота Иблиса открываются и...

Септимус Говард уверенно кивнул.

- И ты встанешь перед НИМ, встанешь, как ТОТ САМЫЙ, и остановишь ЕГО на пути его…

Писатель беспомощно уставился в темноту.

Старик-призрак подмигнул с улыбкой.

- Да, я могу сказать, чёрт побери, что я знаю о чём говорю.

Слова унесло ветром, как какой-то звук. Септимуса Говарда уже не было в комнате, но, конечно, вероятно, его в ней никогда и не было, не так ли? Это был действительно долгий, утомительный день, наполненный откровениями, прозрениями, тайными делами и, похожими на степных волков, злыми близнецами, не говоря уже о состязаниях по пинанию пизды. Расслабившись в постели, он с радостью увидел, что «гнилой» оттенок лунного света исчез. Он закрыл глаза и снова погрузился в сон, думая о том, что: это сон, возможно, сон… и как раз в этот момент, когда он наконец погрузился в здоровый сон…

Зазвонил сотовый.

- Чтоб тебя…- oн поднял трубку, не глядя на экран. - Алло? – надеясь, вопреки всякой надежде, что это не его двойник.

Это был не двойник; вместо него он услышал голос Сноуи:

- Мама! Он засовывает липкого червяка себе в член!

Писатель выронил телефон, едва не подавившись от шока. Адреналин хлынул в кровь.

- Чёрт побери, какого хрена! - крикнул он, нащупывая на полу телефон. Он ударился лодыжкой об угол дерьмовой тумбочки.

- Мать твою!

- Мама! Быстро дуй сюда! Ты должна это увидеть!

- Сноуи! - прорычал Писатель.