– Он ужасно болезненный, – повторила Беатрис. – Но… я могу пойти туда в воскресенье или нет? Я мечтаю еще раз посмотреть на Овертон Хауз. Когда-нибудь я хотела бы жить там.

– Что ты имеешь в виду, говоря «когда-нибудь»? – взволнованно спросил папа.

– Разве это не красиво, папа, этот свет и воздушные просторы, эти лестницы, летящие вверх?

– Как и проклятые бабочки, я полагаю, – саркастически сказал папа. – Я предпочитаю солидный комфорт, практичные цвета, современную санитарию. Думаю, что в Овертон Хаузе все еще старые пыльные уборные.

– Возможно, они там и есть, но их не используют по назначению. Ванные комнаты вполне современные, как наши. А ватерклозеты украшены гирляндами цветов.

– Боже мой! – воскликнул папа.

Мама, зная Беатрис, была восхищена ее интересом к Овертон Хаузу и даже более, чем к интерьеру этого дома. Но папа как всегда разочаровался в дочери. Нет, она не в состоянии рассуждать, как мальчик, все же она остается девочкой. И если бы она была красива, он мог бы выставлять ее напоказ, как товар на витрине магазина.

Отец надул губы и, подумав, наконец сказал, что она может еще раз пойти в Овертон Хауз. Но он не хотел потакать ее глупым идеям, этому ее восхищению домом и, более того, заметил в ней совершенно нелепую черту, подобную погоне с сачком за бабочками на вересковом лугу.

– Папа, вы сомневаетесь, буду ли я разумной? Буду. Но она не сдержала своего обещания.

К ее разочарованию, она обнаружила, что генерал не настолько хорошо себя чувствует, чтобы спуститься вниз к ленчу. Значит, она не увидит его красное лицо, ей снова будет одиноко в недоброжелательной среде.

Место Беатрис за столом было между сыном Овертонов и его учителем, мистером Уильямом, сорокалетним мужчиной, великолепно выглядевшим.

Беатрис приготовилась встретиться с ребенком, младшим братом Каролины, еще маленьким, болезненным, капризным и избалованным. И как же она была изумлена, увидев два живых карих глаза, чуть прикрытые от смущения, волнистые каштановые волосы, румяные щеки и ямочки, которые появлялись, когда он улыбался, великолепные зубы, стройную фигуру, – он был на три дюйма выше Беатрис, – и простое, естественное дружелюбие, которое, казалось, простирается на весь мир, а на нее особенно.

– Вы лучшая подруга Каролины? – спросил он, ошеломив Беатрис, которую Каролина едва удостаивала разговором.

Беатрис заметила пристальные взгляды, обращенные на нее, но ей не хотелось показать свою неуверенность.

– Я? Каролины? – ответила она неопределенно.

И Каролина без всякого приличия пустилась в прямую атаку.

– Ну что за глупость, Уильям! – сказала она с раздражением. – Ты прекрасно знаешь, что это папа пригласил ее на сегодняшний ленч. Я, правда, не знаю почему, не исключено, что больные люди совершают странные поступки, может быть, ради юмора.

– Каролина! – одернула ее миссис Овертон, но резкость в ее тоне была деланной.

Беатрис очень хорошо знала, что миссис Овертон целиком согласна с каждым словом своей дочери. Она также знала, что Уильям мог зло высмеять их обеих и бесконечно наслаждаться этим.

– Прошу извинить, но мой муж не сможет спуститься сегодня, – обратившись к Беатрис, оправдывалась миссис Овертон с запозданием. – Он плохо провел ночь, и мы звали доктора. Это все результат плохого климата в Индии. Мы все страдали от него. Действительно, это единственная страна, в которой с трудом можно выдержать…

– Отсюда мораль, – сказал Уильям, – нечего поступать в Индийскую армию, или все вы кончите под мемориальной доской в деревенской церкви.