А кроме нас, по их версии, некому. Все остальные разумные миры они считают давно погибшими. И вот гибнет какая-то из планет Фоциса, а мы на очереди... В самом деле страшновато!
Алексей Костров даже ежится, невольно представив себя на месте читателей многотиражных заокеанских газет, слушателей радиовещания и зрителей телевизионных передач, которых почти ежедневно пичкают теперь описаниями космических катастроф.
- Вот и надо бы вам, дорогой Алексей Дмитриевич, выступить возможно скорее, ибо проблема связи с другими обитаемыми мирами превращается в настоящий момент из чисто научной в острополитическую.
- Мы сделаем все, Петр Петрович, что только будет в наших силах и даже, может быть, сверх наших сил, - обещает Костров.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Дни и ночи вся обсерватория занята поисками разгадки принятого сигнала. Занимаются этим и в Институте астрофизики. Большинство сходится на том, что пока еще слишком мало данных и что надо подождать получения новых сигналов, которые могут послужить ключом к расшифровке космического кода.
А космическая радиопередача на волне двадцати одного сантиметра ведется уже вторую неделю. До смены частоты остается, следовательно, еще около трех недель. Галине это кажется почти вечностью.
- И вы ждете, когда это произойдет? - ревниво спрашивает она Кострова.
- Нет, я этого не жду, - отрицательно качает головой Алексей. - Я не сомневаюсь в достоверности нашей догадки. Досадно только, что принятый сигнал не поддается расшифровке. Мы ведь полагали, что он должен быть очень простым.
- А почему вы думаете, что он сложен? Почему вообще мы все думаем, что он адресован нам? - лихорадочно блестя глазами, спрашивает Галина. Она сегодня кажется Алексею слишком возбужденной.
- Я вовсе не думаю этого... - пытается возразить ей Алексей.
Но она торопливо перебивает его:
- Не вы лично, а вообще все. Особенно Басов. Он ведь считает, что чуть ли не ему персонально все это адресовано или уж по меньшей мере возглавляемой им радиообсерватории. При такой эгоцентрической точке зрения не многое, конечно, разгадаешь. Я сегодня весь день думала об этом и почти убеждена теперь, что разгадать космический сигнал мешает нам убежденность, будто подается он нашей планете.
- А кому же тогда? - удивляется Костров. - Хотя позвольте...
- Вот именно! - снова прерывает его Галина. - Не одни же мы в нашей Галактике. А если так, то мы можем и не участвовать в космическом разговоре, а всего лишь подслушивать его, хотя это может очень обидеть и даже, пожалуй, оскорбить товарища Басова. И слушаем мы вовсе не космический монолог, а скорее всего диалог двух разумных миров.
- Вы полагаете, значит, что мы находимся где-то между ними? А те, которым передают этот сигнал, еще дальше нас? На расстоянии шестидесяти или более световых лет? Вот, значит, почему отдельные элементы этого сигнала передаются так долго...
- Ну да, конечно же! На таком расстоянии они ведь подвергаются еще большему искажению, и только большая продолжительность передачи каждого элемента позволяет восстановить его в первоначальном виде.
Они шепчутся теперь, как заговорщики, понимая друг друга с полуслова.
- Значит, первый этап их связи уже миновал? - не то спрашивает, не то утверждает Костров.
- Вне всяких сомнений! Они уже задали друг другу какие-то вопросы и теперь отвечают на них.
- В цифре "шесть" может, значит, заключаться ответ на какой-то из этих вопросов?
- Не сомневаюсь в этом! Ответ всегда ведь лаконичнее вопроса. Нужно только попытаться представить себе, что могли спрашивать обитатели одной планеты у обитателей другой. Конечно же они не задавали друг другу праздных вопросов о том, например, какая у них погода.
Галина рассуждает очень уверенно. Похоже, что мысли эти не только что родились у нее, а. выношены в ходе долгих раздумий. Алексей и сам мог бы высказать кое-какие соображения по этому поводу, но ему не хочется нарушать ход мыслей Галины, и он терпеливо слушает ее. |