Ленька кончил читать письмо из сороковой квартиры. Он победно помахал им в воздухе:

— Сегодня же надо огласить его по радио! Пусть все узнают…

— Что узнают? — перебил его Олег. — Как мы замечательно работаем? А у нас еще вовсе не все замечательно. И вообще это нехорошо как-то получится: вроде какую-то благодарность сами себе прочтем.

Старая женщина расчувствовалась — это приятно, конечно. А читать зачем же?..

— Правильно, — поддержал его Фима. — Нескромно как-то получится…

— Ну, как хотите! — махнул рукой Ленька. — Мое дело — физкультминутки устраивать! Подумаешь тоже: нескро-омно! Не сами же мы это письмо сочинили!..

Тихая Таня в отличном настроении спрыгнула со стола — и вовремя: Олег со своей кистью и краской уже добирался до того места, где она сидела.

— Хватит спорить! Пора начинать передачу!.. — громко воскликнула Тихая Таня. — Включаю микрофон…

И вновь ожил внизу, на столбе, серебристый репродуктор, похожий на колокол:

— Внимание! Внимание! Говорит седьмой этаж!..

САША И ШУРА

Повесть

История эта случилась в позапрошлом году. Я сразу хотел записать ее, но не решился. А почему — об этом вы после узнаете. А то читать будет неинтересно…

Рисунки Б. Винокурова

«Не забудь про самое главное!»

Всю свою сознательную жизнь я мечтал ездить и путешествовать.

Помню, например, когда я был еще совсем маленьким, я каждый день ездил с бабушкой на трамвае в детский сад. Тогда я мечтал стать вагоновожатым. Дома я вытаскивал на середину комнаты старый деревянный чемодан и ставил его «на попа». Это был электромотор. Сам я усаживался на табуретке перед чемоданом и три часа подряд вертел ручку от мясорубки. На «поворотах» я постукивал чайной ложечкой по дну старой, закопченной алюминиевой кастрюльки — давал звонки. «Лезут под самые колеса! Жизнь, что ли, надоела?» — бормотал я себе под нос. Я слышал, что так именно ругаются вагоновожатые.

За моей спиной были расставлены стулья. На самом последнем стуле всегда сидела бабушка с кожаной авоськой на груди (я приспособил к сумке веревочные тесемки). Бабушка была одновременно и кондуктором и контролером. Но только иногда бабушка засыпала, уронив голову на авоську, — наверное, уставала от длинного пути. И. тогда я вместо нее шепотом объявлял остановки и шепотом кричал на пассажиров: «Ну, что остановились? Проходите вперед, там люди на подножке висят!»

Но на самом деле в моем вагоне был только один взаправдашный пассажир — черный кот, по имени Паразит. Это бабушка его так назвала за то, что он однажды съел целую миску куриных котлет. Больше кот никогда ничего не таскал, а имя за ним так и осталось. Только называли мы его не как-нибудь грубо, а, наоборот, очень даже ласково: Паразитиком или даже Паразитушкой. Наш черный кот не был знаком с правилами уличного движения — он то и дело выпрыгивал из вагона на полном ходу. Я резко тормозил, бабушка штрафовала Паразита. Но это на него нисколько не действовало, и он снова выпрыгивал на ходу, не понимая, что рискует жизнью.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды, в воскресенье, мы с мамой не поехали в Химки.