- А у меня дома дети...
- А у меня дома паук некормленый, - пробормотала Эша.
- Что?
- Я говорю, неспроста он зонтики ломает. Он трезвый был. И, по-моему, прекрасно осознавал, что делал.
- Да он просто псих! - неосторожно разъяснил "лапуля", и на него немедленно устремились три указующих перста - Эшин, Ларкин и ее матери.
- Ага! Вот вы это и признали!
- Идите домой! - уже сердито приказал тоскливый человек. - Домой! Вместе со своими собаками, детьми и топорами! Не морочьте нам голову. Не исключено, что мы еще продолжим разговор - когда тот покусанный мужик обратится к вам с жалобой на вашего пса! Раз это сторожевая собака, так вот пусть и сторожит ваш огород. Чего она ночью в том дворе сторожила?! До свидания!
И Шталь вместе с остальными оказалась на улице быстрее, чем успела что-либо возразить. Пострадавшая сразу же развернулась и безмолвно убрела куда-то в дождь.
- Ну, знаете! - рявкнула Ларкина мать, одной рукой сгребая мокрую дочь, а другой держа за цепь Тумана, который широко зевал. - Сейчас придем, соберете свои манатки - и вон из моего дома! Устроили мне!..
- Я вам дам еще столько же денег, - сказала Шталь, сморкаясь.
- Впрочем, можете и остаться.
- Я видела настоящего маньяка! - торжествующе пискнула Ларка. - Круто! Завтра девчонкам расскажу!
Конечно, может и круто, что они видели маньяка. Да только и маньяк тоже их видел, а это точно не было хорошо.
* * *
Проснулась Эша только в обед, столь же больная и разбитая, как и накануне. Из носа текло вовсю, горло болело, и, попробовав закурить, Шталь отчаянно раскашлялась и злобно вмяла сигарету в ребристое дно пепельницы. Блеклый день за окном был все так же задернут густой ливневой занавесью, в комнате было сыро и холодно, и Шталь, чихнув, поспешно спрятала руки обратно под одеяло и подумала, что если дождь будет продолжать идти с такой интенсивностью еще сутки, то крошечные Сосенки просто смоет с лица земли. Может, уже начался конец света, а она все проспала? Хорошо хоть ничего не снилось - не покинутой старой электрички, ни назойливого призрака с синими искрами в глазницах, ни сердитого начальника. Потрясающе - Ейщаров даже в ее снах ею постоянно недоволен! Зевнув, Эша потянулась за телефоном, взглянула на дисплей и, ойкнув, села на кровати, уронив одеяло, отчего комната немедленно обдала ее холодом.
Шесть пропущенных вызовов - и все от Олега Георгиевича. Причем четыре - именно в то время, когда хозяйка телефона, пообещавшая Ейщарову никуда не выходить, общалась с маньяками и правоохранительными органами. Ой, как это плохо! Ой, как влетит!
Хотя всегда можно что-нибудь соврать.
Ейщаров словно почуял эту мысль - телефон на ее ладони грозно проиграл вступление к орффовской "O Fortuna". Эша немного выждала, после чего нажала на кнопку ответа и постаралась зевнуть в трубку как можно громче.
- ...л-ле?..
- Где вас вчера носило?! - злобно рявкнула трубка, и шталевская головная боль немедленно возросла вдвое.
- Я просто...
- Я сказал никуда не выходить?!
- Да ведь...
- Какого черта, Эша Викторовна?! На тот свет не терпится?!
Нет, ну как можно соврать, если и слова вставить не дают?! И как не стыдно так кричать на бедную больную девушку? Где вы воспитывались, Олег Георгиевич?
- У вас простуда или тяжелая форма умственного расстройства?!..
- Можно я тоже что-нибудь скажу? - таки вклинилась Шталь.
- Не вижу смысла, - проскрежетал Ейщаров. - Я прекрасно знаю, что вы скажете. |