— Мое присутствие неприятно ему.
— Мы то же самое думаем, — отвечал первый сторож, — потому что вы от него ничего не добьетесь. Раз он поклялся, он уж ни слова не произнесет. Ступайте с Богом. Один из нас проводит вас, так как вам непременно нужно будет пройти через гауптвахту. Да, нелегко отсюда выбраться узнику… Отсюда еще ни один из них не выходил иначе как в деревянном ящике. — Эти последние слова были сказаны с грубым смехом. — Ступайте, сестра, я вас провожу, а Иогансон останется здесь.
Услыхав эти слова, Надод с облегчением перевел дух. Во время этого разговора у него на лбу стояли капли холодного пота. Ночь между тем надвигалась, становилось все темнее и темнее. Вздумай кто-нибудь, случайно, зажечь лампы на четверть часа раньше, — и он бы погиб. Степенно, неторопливо сторож выбрал из связки большой ключ, отпер дверь и пропустил сестру милосердия вперед.
— Как есть, ни зги не видно! — проворчал он досадливо. — Что бы им зажечь лампы?.. А все экономия… Дайте мне вашу руку, сестра, я вас поведу.
— Нет, благодарю вас, я вижу достаточно хорошо, — отвечал Надод с редким присутствием духа.
Протяни только он сторожу свою мощную длань, его сейчас же бы узнали.
— Ну, как угодно, — равнодушно заметил сторож.
Он шел по коридору, насвистывая какой-то мотив. Надод шел сзади, стараясь как можно тише ступать. Через каждые десять метров сторож отпирал железную дверь, потом каждая из них захлопывалась со зловещим глухим стуком. К счастью, никто не попадался навстречу: большинство служащих при тюрьме в это время обедали, иначе Надод и сторож непременно бы наткнулись на кого-нибудь из надзирателей, которые часто прохаживались по коридорам с фонарем в руке.
Вдруг Надод почувствовал, что холодеет от ужаса.
Он вспомнил, что по тюремным правилам всякий посетитель должен пройти через канцелярию, где удостоверялась его личность при входе и выходе. Канцелярия была, конечно, хорошо освещена, и Надода узнают там непременно.
Как и везде, между служащими в тюрьме и чиновниками канцелярии была глухая вражда. Как будут рады эти чернильные души подцепить сторожа, так наивно готовившегося выпустить на свободу одного из заключенных — и кого же? — Надода Красноглазого, самого страшного бандита! О, тогда такая поднимется кутерьма…
Все это разом промелькнуло в голове Надода, и он уже подумывал о том, не лучше ли, во избежание скандала, открыться сторожу, который преспокойно отведет его обратно в камеру и даже будет ему очень благодарен за избавление от неприятности. Из чувства признательности сторож, быть может, сам потом поможет ему убежать…
В ушах Надода заранее звучали хохот и глумленье, которые, конечно, не замедлил бы поднять сонм торжествующих чиновников. Да, нечего делать, нужно этот скандал устранить.
Надод уже протянул руку, чтобы хлопнуть сторожа по плечу, как вдруг последний обернулся сам и с живостью спросил:
— Скажите, пожалуйста, сестра: вас директор через канцелярию провел? Видели вас эти чернильные души?
Сказано это было с неподражаемым презрением.
Надоду блеснул луч спасения. Железный этот человек волновался, как нервная женщина.
— Нет! — произнес он с усилием. — Господин директор провел меня прямо в камеру.
— В таком случае мы и теперь пройдем тем же путем. Чернильные души будут очень рады случаю отметить нарушение правил. Правда, они попридержат язык за зубами, потому что сделал это сам господин директор, но все-таки лучше с ними не связываться… Пойдемте сюда. Я вас выведу прямо на гауптвахту.
Сторож повернул в боковой коридор, отворил дверь на гауптвахту и, выпустив Надода, объявил:
— По приказанию господина директора. |