Эверетт, постарайтесь не читать каждую книгу, перед тем как поставить ее на полку, хорошо?

Здесь есть много интересного. Как мне получить карточку читателя?

Он смеется. Вообще, в последнее время он выглядит счастливым. Но я уже упоминал об этом. Я откладываю в сторону небольшую стопку книг, которые надо почитать: Тиллих, Барт, Тейяр, Гешель.

Это правильно, говорит он, оценив мой выбор. Но, как вы сами увидите, все эти блестящие теологи заканчивают тем, что утверждают традицию, в которой были воспитаны. Даже великий Кьеркегор. Что можно из этого вывести? Я хочу сказать, что если строгий поиск Бога приводит тебя назад, к крещению, к…

Со сцены большого бального зала «Уолдорфа» актеры, сменяя друг друга, превозносят до небес чествуемую сегодня знаменитость — великого кинорежиссера. Говорят, как он учил их, выявил в них все самое лучшее, изменил их жизнь и так далее. Они говорили то, чего от них ждали. Режиссеры дают им работу.

Но потом на сцену по очереди поднялись два или три писателя и принялись возносить режиссера за то неподражаемое искусство, с которым он выковал магические фильмы из их неуклюжих книг и сценариев. Здесь срабатывает иной механизм, чем механизм восхваления зависимыми актерами, ибо сколько раз может автор продать авторские права одному и тому же режиссеру? Нет, здесь что-то другое, назовем это очернением литературы. Освящение культуры кино и уничижение литературы приносят большее удовлетворение, когда производятся самими литераторами.

Бальный зал залит мягким светом, свечи в канделябрах, все сияет позолотой. Настоящий великосветский вечер. Мне повезло, я успел подозвать официанта с вином до того, как погасили свет и приступили к показу нашумевших сцен…

Когда кино только начиналось, его показывали на складах и во временных павильонах. Вы платили монетку и садились на скамью. Кино, конечно, было немым, его крутили на примитивных однокатушечных проекторах, и снимали фильмы все кому не лень, и были они очень дешевы. Люди рассказывали в фильмах свои биографии. Показывали, как они жили в лачугах и съемных квартирах, как им приходилось в поте лица зарабатывать себе на хлеб, как их увольняли с работы боссы в костюмах и галстуках, увольняли, когда работники старели или когда осмеливались возражать боссам. Люди показывали себя на перекрестках, разговаривающими друг с другом, показывали, как они ходят друг к другу в гости, показывали, как на митингах они выбирают своих профсоюзных лидеров, показывали, как они организуют марши, как их разгоняет конная полиция. Черные показывали, как их линчуют, женщины показывали, как их растлевают на полу кухонь, девушки показывали, как они рожают в темных переулках, алкоголики показывали, как они умирают от белой горячки, дети — как они умирают с голода, старики показывали, как их кладут в сосновые гробы и хоронят. Все они любили это кино о себе и о правде своей жизни. Иногда на сеансах играли пианисты. Но публика разговаривала с героями фильмов, она давала советы, предупреждала героев об опасности, радовалась победе добра над злом, плакала, когда любящие представали перед алтарем, эти переживания достигали такого накала, что некоторые поэты из публики думали о том, что неплохо было бы записать все эти реплики аудитории и снять фильм о том, как публика воспринимает фильм. А потом фильм о том фильме, и так до бесконечности. Очевидно, должен был установиться онтологический порядок, между создателями фильмов неизбежно должна была начаться конкуренция, а на ее почве возникнуть желание снимать более сложное кино. Это означало одно: что создатели фильмов не могли теперь сами оплачивать съемки, поэтому они обратились в банки и страховые компании, которые охотно дали деньги, но поставили условие: отныне судить о том, какие фильмы надо делать, будут банки и страховые компании. Для того чтобы эффективно делать такие фильмы, какие были нужны банкам и страховым компаниям, был создан целый класс профессиональных кинематографистов.