Екатерина подняла глаза на Панина.

— Это все, ваше императорское величество…

— Да его в кандалы и в Сибирь, — ноздри Екатерины раздувались.

Она уже поняла, как ее провели, как пустую сплетню сделали дворцовым заговором…

— Зачем поднимать шум, — мягко произнес Панин, — отставка могла бы помочь этому господину понять свои ошибки…

Екатерина еще раз взглянула на Панина.

— Вы за моего сына беспокоитесь?

Панин улыбнулся.

— Можно подумать, что вы ему родной отец, — бросила Екатерина.

— Государыня, присяга обязала меня служить верно моей государыне, а также ее любимому сыну, а вы сделали меня его воспитателем…

Панин немножко подтасовывал — Елизавета поручила ему Павла.

— Не я, Никита Иванович, моя августейшая тетушка, — поправила Екатерина.

— Я имел честь служить ее императорскому величеству, имею честь и вашему императорскому величеству служить верно и на своем месте, сколь только буду вам полезен…

Они расстались, довольные друг другом.

Но на следующий день Екатерина обнародовала указ об отставлении Никиты Ивановича от должности воспитателя Павла. Она наградила его без меры — девять тысяч душ, которые он тут же раздал своим подчиненным — Убри, Бакунину и Фонвизину, дом, стол от двора и экипаж, и сохранила за ним все другие должности. Предлог был подходящий — Павел стал совершеннолетним, воспитатель ему больше не требовался, а случай с Сальдерном показал, что гнездо противных Екатерине убеждений кроется в великокняжеском дворе. Однако она и сама понимала, что Панин никогда не станет участвовать в открытом заговоре, что душа этого заговора — ненавистная невестка Наталья Алексеевна.

В тот день вызвала она придворную акушерку-повитуху. Разговор был недолгий, но очень важный…

Схватки у великой княгини начались в четыре утра. Павел сразу же, после первых криков жены, поспешил на половину матери. Едва одевшись, Екатерина прибежала в покои великой княгини. Повивальная бабка, акушерка Екатерины, там уже хлопотала…

Весь день и всю следующую ночь ждали Екатерина и Павел у родильной постели разрешения от бремени. Утром к повивальной бабке присоединились доктора. Акушерка сказала, что ребенок уже умер и родов не будет. Через три дня умерла и сама великая княгиня.

Освидетельствование придворных врачей показало, что умерли они естественною смертью…

Много позже акушерка получила богатейшие дары и удалилась от двора.

Павел был безутешен. Он любил жену так, как может любить только впервые влюбленный, безумно и страстно…

Екатерина нашла способ излечить его горести — она показала сыну собственноручные записки великой княгини к Андрею Разумовскому, из коих следовало, что он и великая княгиня не только были любовниками, но что Андрей подсыпал Павлу опий, чтобы оставаться наедине с любовницей…

Вне себя от горя и предательства Павел заперся в своем доме…

А Екатерина в тот же день призвала принца Генриха, брата прусского короля — он гостил в Петербурге — и завела разговор о Доротее Августе Луизе. Барон Ассебург давно писал ей о невестах во всех концах Европы — он называл невест произведениями, а Екатерину — издателем. Но Луиза Доротея уже была помолвлена с принцем гессен-дармштадтским Людовиго, родным братом покойной Натальи Алексеевны. Екатерина предложила выкуп — десять тысяч рублей ежегодно за отказ жениться. Принц сразу согласился — лучше получать деньги из русской казны, нежели встревать в международные скандалы…

Дело о свадьбе было решено — внучатая племянница Фридриха и Генриха отправилась в Россию.