Скажем, витрины магазинов, мимо которых она проходит сейчас с Андреа, тоже могут обернуться плодом воображения. Кто-то из великих сказал: неотъемлемое свойство зеркал в том, что они в определенном смысле вредят душевному здоровью. Если это так, решила Марли, то конструкты вредят куда сильнее.
Андреа остановилась у киоска купить свои английские сигареты и свежий номер «Elle». Марли осталась ждать на тротуаре. Автоматически раздвигаясь, ее обтекал поток пешеходов, мимо скользили лица: студенты, бизнесмены, туристы. Кто-то из них, подумалось ей, часть Вирековой машины, а провода замкнуты на Пако. Пако — кареглазый, непринужденно-серьезный, с мускулами, перекатывающимися под шелковистой рубашкой. Пако, работающий на сеньора всю свою жизнь.
— Что случилось? У тебя такой вид, будто ты только что проглотила осу. — Андреа срывала целлофан с пачки «Силк Кат».
— Нет, — сказала Марли и поежилась. — Но мне пришло в голову, что это едва не произошло…
И по дороге домой — несмотря на болтовню Андреа, несмотря на исходившее от нее тепло — витрины одна за другой стали превращаться в шкатулки конструкции, похожие на работы Джозефа Корнелла или этого таинственного мастера, которого разыскивал Вирек… Книги, меха, итальянская одежда располагались в них так, что наводили на мысль о геометрии томления непонятного, не имеющего даже названия.
И проснуться, опять проснуться, уткнувшись лицом в кушетку Андреа, на плечах горбом — красное стеганое одеяло. Почувствовать запах кофе, услышать, как Андреа, собираясь на работу, напевает себе под нос какой-то токийский шлягер. Серое утро, парижский дождь.
— Нет, — сказала она Пако. — Я пойду без вас. Я предпочитаю сделать это одна.
— Но это очень большие деньги. — Он указал взглядом на итальянскую сумку, стоявшую между ними на столике кафе. — Это опасно. Вы хоть понимаете, насколько это опасно?
— Но ведь никто же не знает, что они у меня, правда? Только Ален и ваши люди. И я не сказала, что обойдусь без вашей помощи, просто мне не хочется общества.
— Что-то не так? — в уголках рта морщины, вид серьезный. — Вы чем-то расстроены?
— Я только хочу сказать, что должна побыть наедине с собой. Если хотите, вы и все остальные, кто бы они ни были, вольны идти следом. Идти следом и наблюдать. Если вы меня потеряете, что лично мне представляется маловероятным, то у вас наверняка есть адрес.
— Верно, — сказал испанец. — Но то, что вы понесете несколько миллионов новых иен одна, через Париж… — он пожал плечами.
— И если я их потеряю, да? А что, сеньор заметит потерю? Или появится еще одна сумка, еще четыре миллиона? — встав, Марли потянулась за ремнем.
— Естественно, будет другая сумка, хотя собрать такую сумму наличными… для этого потребуются определенные усилия. Нет, сеньор, конечно, не «заметит» потери — в том смысле, как понимаете это вы, — а вот я подвергнусь взысканию за бессмысленную потерю и много меньшей суммы. Вам еще предстоит узнать: очень богатые люди обладают одним общим свойством — они не сорят деньгами.
— И, тем не менее, я пойду без вас. Не одна, но оставьте меня наедине с моими мыслями.
— С вашей интуицией.
— Да.
Если кто-то и шел за ней следом — в чем она ни минуты не сомневалась, то эти «кто-то», как всегда, оставались совершенно невидимыми. Если на то пошло, то это Алена, скорее, оставили без наблюдения. Без сомнения, адресом, который он дал ей сегодня утром, уже занялись — вне зависимости от того, там сам виновник или нет.
Сегодня она будто обрела новые силы. |