Она приподняла пласт, но под ним ничего не было.
— Ты, наверное, был напуган, — сказала она. Голос дрожал от ярости, которую она даже не пыталась понять. Руки были холодны, холоднее, чем у Алена. Она пробежала пальцами по красным в золотую полоску обоям в поисках какого-нибудь разошедшегося шва, отставшего края, тайника.
— Глупая несчастная сволочь. Несчастная дохлая сволочь…
Ничего. Назад, в гостиную, — и почему-то удивление, что он не пошевелился. Как будто ожидала, что он вот-вот вскочит, «привет-привет», размахивая куском бутафорской проволоки. Сняла с него туфли. Пора ставить новые каблуки. Заглянула внутрь, пощупала стельки. Ничего.
— Не делай этого со мной.
И назад, в спальню. Узкий шкаф. С треском отмахнуться от стайки дешевых пластмассовых вешалок, оттолкнуть обвисший саван упаковочного пластика из химчистки. Сдвинуть пласт грязной постели, встать на него — каблуки проваливаются в темперлон, — чтобы провести руками вдоль полки из ДСП и найти в дальнем углу плотно свернутый бумажный квадратик, прямоугольный и синий. Развернуть, заметив, как облупился лак с ногтей, на которые она потратила сегодня столько времени, и увидеть номер, записанный зеленой шариковой ручкой. Это была обертка от пустой пачки «Галуаз».
В дверь постучали.
Потом голос Пако:
— Марли? Эй, Марли? Что случилось?
Она засунула бумажку за ремень джинсов и повернулась, чтобы встретить взгляд спокойных серьезных глаз.
— Это Ален, — сказала она. — Он мертв.
Глава 19
ГИПЕРБАЗАР
В последний раз Бобби видел Лукаса перед огромным старым универмагом на Мэдисон-Авеню. Таким он его и запомнил: огромный негр в строгом черном костюме вот-вот войдет в свой длинный черный автомобиль, один черный начищенный ботинок уже стоит внутри роскошного салона Ахмеда, другой — еще на крошащемся бетоне тротуара.
Джекки стояла рядом с Бобби. Ее лицо затеняли широкие поля увешанной золотыми побрякушками федоры, шафрановый шарф завязан сзади на шее.
— Теперь за нашим юным другом будешь присматривать ты. — Лукас ткнул в нее набалдашником трости. — Он не без врагов, наш Граф.
— А у кого их нет? — спросила Джекки.
— Я сам о себе могу позаботиться, — сказал Бобби. Мысль, что Джекки считают более умелой, чем он, возмущала его; в то же время он понимал — так оно и есть.
— Ты уверен? — Лукас качнул тростью, теперь набалдашник смотрел на Бобби. — Муравейник, мой друг, — это искаженный мир. Здесь вещи редко бывают тем, чем кажутся.
Как бы в подтверждение своих слов он сделал что-то с тростью — и длинные латунные накладки на мгновение беззвучно раскрылись, встопорщились наподобие спиц зонта, только каждая спица оказалась обоюдоострым и заточенным штырем. Потом они исчезли, и широкая дверца Ахмеда, скользнув на место, закрылась с глухим бронированным стуком.
Джекки рассмеялась.
— Вот че-ерт. Лукас все еще таскает с собой эту убивающую палку.
Он теперь важный адвокат, однако улица всегда оставляет свой отпечаток. Что ж, на мой взгляд, это неплохо.
— Адвокат?
Джекки только поглядела на него.
— Пустяки, золотко, ты просто пойдешь со мной, будешь делать, как я скажу, и все будет о'кей.
Ахмед влился в редкое уличное движение, и какой-то рикша бессмысленно прогудел вслед удаляющемуся латунному бамперу ручным клаксоном.
Потом, положив Бобби на плечо наманикюренные пальцы в золотых кольцах, Джекки повела его по тротуару мимо бездомных бродяг в лохмотьях, устроивших себе ночлег среди мешков для мусора, — в медленно просыпающийся мир Гипербазара. |