Теперь она толкует важно

О графе, о делах его,

Не пропускает ничего,

Бог весть, разведать как успела.

Но госпожа ей наконец

Сказала: «полно, надоела!»

Спросила кофту и чепец,

Легла и выдти вон велела.

Своим французом между тем

И граф раздет уже совсем.

Ложится он, сигару просит,

Monsieur Picard ему приносит

Графин, серебряный стакан,

Сигару, бронзовый светильник,

Щипцы с пружиною, будильник

И неразрезанный роман.

В постеле лежа, Вальтер-Скотта

Глазами пробегает он.

Но граф душевно развлечен…

Неугомонная забота

Его тревожит; мыслит он:

«Неужто вправду я влюблен?

Что, если можно?.. вот забавно!

Однако ж это было б славно.

Я, кажется, хозяйке мил» —

И Нулин свечку погасил.

Несносный жар его объемлет,

Не спится графу. Бес не дремлет

И дразнит грешною мечтой

В нем чувства. Пылкой наш герой

Воображает очень живо

Хозяйки взор красноречивый,

Довольно круглый, полный стан,

Приятный голос, прямо женской,

Лица румянец деревенской —

Здоровье краше всех румян.

Он помнит кончик ножки нежной,

Он помнит: точно, точно так!

Она ему рукой небрежной

Пожала руку; он дурак,

Он должен бы остаться с нею —

Ловить минутную затею.

Но время не ушло. Теперь

Отворена конечно дверь…

И тотчас, на плеча накинув

Свой пестрый шелковый халат

И стул в потемках опрокинув,

В надежде сладостных наград,

К Лукреции Тарквиний новый

Отправился на всё готовый.

Так иногда лукавый кот,

Жеманный баловень служанки,

За мышью крадется с лежанки:

Украдкой, медленно идет,

Полузажмурясь подступает,

Свернется в ком, хвостом играет,

Разинет когти хитрых лап —

И вдруг бедняжку цап-царап.

Влюбленный граф в потемках бродит,

Дорогу ощупью находит.

Желаньем пламенным томим,

Едва дыханье переводит —

Трепещет, если пол под ним

Вдруг заскрыпит… вот он подходит

К заветной двери и слегка

Жмет ручку медного замка;

Дверь тихо, тихо уступает….

Он смотрит: лампа чуть горит

И бледно спальню освещает…

Хозяйка мирно почивает,

Иль притворяется, что спит.

Он входит, медлит, отступает —

И вдруг упал к ее ногам…

Она… Теперь, с их позволенья,

Прошу я петербургских дам

Представить ужас пробужденья

Натальи Павловны моей

И разрешить, что делать ей?

Она, открыв глаза большие,

Глядит на графа — наш герой

Ей сыплет чувства выписные

И дерзновенною рукой

Коснуться хочет одеяла…

Совсем смутив ее сначала…

Но тут опомнилась она,

И гнева гордого полна,

А впрочем, может быть, и страха,

Она Тарквинию с размаха

Дает — пощечину. Да, да,

Пощечину, да ведь какую!

Сгорел граф Нулин от стыда,

Обиду проглотив такую.

Не знаю, чем бы кончил он,

Досадой страшною пылая —

Но шпиц косматый, вдруг залая,

Прервал Параши крепкой сон.

Услышав граф ее походку

И проклиная свой ночлег

И своенравную красотку,

В постыдный обратился бег.

Как он, хозяйка и Параша

Проводят остальную ночь,

Воображайте.