Изменить размер шрифта - +
Я направил к нему Жеребцова. И если бы не чертеж, не гравюра на стене, все равно преступление было бы обязательно раскрыто. — Помолчал, с твердой уверенностью добавил: — Нет на свете такого преступления, которое нельзя было бы раскрыть. А убийство — в особенности, потому что против убийцы восстает само небо. Жизнь дает Господь, и только он один имеет право отобрать ее.

Неожиданно улыбнулся:

— Завтра едем ко мне в Мытищи!

Кошко откликнулся с охотой:

— Сбор ровно в пять в Большом Гнездниковском, и надеюсь, что ничто теперь нам помешать не сумеет. Кстати, надо взять с собой подполковника Диевского — он первым приступил к этому делу.

— И Якова Рацера! — добавил Соколов.

 

Старым воровским способом

 

Уморительная история произошла поздним вечером того же дня, когда шофера развозили сыщиков по домам.

Подъехав к себе на Садовую-Триумфальную, Кошко поднял голову и с огорчением произнес:

— А где семейные? Неужто отправились к свояку на дачу в Малаховку? А я нынче дома ключи забыл.

Придется опять в Гнездниковский ехать, на служебном диване ночь вертеться.

Жеребцов галантно предложил:

— Коли, Аркадий Францевич, не возражаете, постараюсь вашей беде помочь.

— Каким образом?

— Все тем же — воровским!

Предвкушая удовольствие, сыщики двинулись на третий этаж, где снимал квартиру Кошко. Консьержка сообщила, что семья и впрямь уехала на два дня.

Жеребцов, разминая пальцы, осмотрел массивный, с бронзовой накладкой замок. Затем полез в потайной карман пиджака, вытащил стальную отмычку, вставил ее в замочную скважину.

Все затаили дыхание.

Жеребцов мягко повернул отмычку — и замок был открыт. Назидательно посмотрел на начальника сыска:

— Немного стоит сыщик, если он не умеет делать всего того, что делает преступник.

— Например?

— Это нужда покажет, — туманно ответил Жеребцов, ученик гения сыска.

 

Эпилог

 

Дмитрий Львович, попав на тюремные нары, тут же потерял стойкость духа. Вызвав начальника тюрьмы, он просил прибыть в камеру Соколова:

— Во всем ему покаюсь!

Соколов прислал Жеребцова, который составил протокол допроса.

На сей раз сынок библиофила был предельно откровенен.

— Мне до зарезу были нужны деньги, — сказал Дмитрий, и на его глазу блеснула слезинка. — С любимой женщиной хотелось съездить в Ниццу, да чтоб с шиком! А тут продулся в карты, кругом задолжал. К отцу на поклон идти? Нет, это бесполезно. На мои “глупости”он и копейки не дал бы. Предпочел бы купить еще один автограф Пушкина или рукопись Гоголя. Ему развлечение — рыться в мертвых бумажках, а у меня остаток молодости проходит. На свете если есть что важное, то только любовь и азартные игры. Остальное — гиль!

...Выяснилось, что именно в этот момент, как на грех, подвернулся ему некий “князь Б.” (газеты его фамилию не расшифровывали). Он обещал Дмитрию за некоторые редкости из коллекции Абрамова (у которого однажды был дома) громадные деньги, ибо и сам “пожираем коллекционерской страстью”

Зародился план экспроприации раритетов, вроде бы вполне безобидный. Бывая часто у отца, Дмитрий в его отсутствие составил известный нам чертеж. И совсем без особых хлопот за пять рублей устроил какому-то студенту-медику (личность не установлена) “случайную ” встречу с отцом в лавке Шибанова.

Остальное читателю известно. Решившись однажды лишь на малый грех, человек против воли скатывается в преступную клоаку, из которой выхода нет.

Суд лишил всех прав состояния и отправил на каторгу: Дмитрия на три с половиной года, Терентия Хвата на девять лет.

Что стало с остальными героями? Ульянинский в 1912 году в типографии Рябушинского напечатал тиражом триста двадцать пять экземпляров трехтомный каталог своей обширной библиотеки, ставший важным вкладом в российскую культуру.

Быстрый переход