Изменить размер шрифта - +
Повторяю, немедленно произведите посадку, выйдите без оружия и брони, и тогда вам сохранят жизнь.

– Нам нужно подумать. Пять минут. – усмехнувшись произнес Георгадзе.

– Нет проблем, но боюсь через пять минут от вас уже ничего не останется. Не прекращать огонь! – приказал я, и сразу несколько огненных вспышек обозначили попадания наших стрелков по катерам противника. Небо, такое безоблачное в начале боя, заволокло столбами дыма и облаками гари.

– Принц дал вам две минуты! – нахмурившись напомнил Георгадзе.

– Увы, я не принц. – прямо ответил я. – Хотите спасти своих людей – садитесь немедленно. По судам, идущим вниз – не стрелять.

– Мы сдаемся. – нехотя сказал меньшевик. – Всем прекратить огонь, орудия вверх. Садимся в обозначенном квадрате.

– Прекратить огонь. – с облегчением приказал я, отключив связь. – Ведем их под прицелом до самой земли, попытаются бежать – можете стрелять.

– Они уже сдались, к чему бить по проигравшим? – нахмурившись спросил Погоняйло, переводя тягу с маневровых двигателей на маршевые, чтобы снизить износ судна и нагрузку на инженерный отсек.

– Враги должны превращаться либо в пленных, которых можно обменять на наших парней, либо в трупы. – просто сказал я. – Оставлять бегущему врагу жизнь, значит самому давать ему в руки оружие, прося убить наших соотечественников.

– Сбежавший враг трижды подумает, вернуться ему на поле боя или остаться дома. – заметил кап два. – А если мы будем добивать всех, они лишь станут отчаянней сопротивляться, нам же нанося урон.

– Зачем всех? Пленных мы не тронем, больше того – окажем достойную медицинскую помощь. – ответил я, переводя взгляд с капитана на спускающиеся с небес суда. – А на счет дома… у предателей его нет. Один раз предав родину, они никогда уже не найдут себе места в жизни.

– Ты говоришь это про Россию? – нахмурившись повернулся к о мне Погоняйло.

– Нет. С какой стати? У нас нет монополии на честь и доблесть. – пожал я плечами. – Жаль, что пока противники стараются взять нас подлостью, в узких кругах называемой военной хитростью.

– На то она и война… – начал говорить кап два, как в рубке раздался вопль Лехи.

– С кормы! С кормы идет! – орал Шебутнов, и мне пришлось обернуться, чтобы увидеть, о чем он говорит. Один из катеров, до этого момента спокойно идущий к земле, резко ускорился, и паля из всех орудий ринулся в нашу сторону.

– За свободный Кавказ! – пронесся вопль по всем частотам, и катер стремительно рухнул на нас.

– Залп! – скомандовал я в последний момент, и навстречу десятиметровому судну с четырьмя маневровыми двигателями и ускорителями на корме устремился поток снарядов. Желудок резко упал, оказавшись где то в районе таза, в глазах потемнело. Это разом сработали маршевые двигатели, уводя нас вверх. А огненный метеорит, в который превратился катер, промчался мимо.

– За свободный Кавказ! – прогремело сразу несколько десятков глоток, и все оставшиеся катера ринулись к нам в самоубийственной атаке. К сожалению, мы были вынуждены уйти слишком высоко, уходя от попадания, и сейчас половина пушек просто не видела врагов, заходящих нам в киль, со стороны двигателей.

– Разворачивай! – крикнул я, понимая, что в любое мгновение мы можем оказаться на месте недавно разорванного в клочья корвета. Выставить щиты под потоки из двигателей невозможно, и сейчас только три орудия ПСО охраняло наши тылы.

– Держитесь, будет больно! – проорал Погоняйло, а затем сделал то, на что я бы в жизни не пошел и не догадался. Передние гондолы развернулись соплами вверх. Маршевые двигатели носовой и средней части потухли, а затем на остальные пошла полная тяга.

Быстрый переход