Маршевые двигатели носовой и средней части потухли, а затем на остальные пошла полная тяга. Корабль опасно накренился, буквально глядя носом в землю, но своей цели он достиг.
– Огонь по готовности! – приказал я, и уловив секунду, когда в прицел Бабахи попал вражеский корабль зажал гашетку. Гигантский снаряд главного калибра предназначенный для пробития многослойной брони других фрегатов и крейсеров, прошел сквозь катер даже не заметив сопротивления, но оставил поле себя громадную дыру через которую было видно как снаряд взрывается, снося еще одно судно.
Мусват открыл по нам огонь из всех орудий, но лишившись основного калибра не мог нанести существенный урон броне, а в ответ получил сразу несколько залпов, и не только от нас. Пара выживших катеров ударила своими пушечками с самого уязвимого направления, невидимых для нас сейчас двигателей.
Судно противника вздрогнуло, начало чадить, оставляя жирный черный след, но сдаваться не намеревалось. Погоняйло вновь выжал штурвал, теперь от себя, и корабль вздрогнул, выправляясь. Вот только высота продолжала стремительно падать. Фрегат – не то судно, которое можно легко вводить в подобные фигуры высшего пилотажа.
– Эти придурки идут на таран! Прямо на Стерегущий! – услышал я голос Петра, руководящего батареей, и невольно выругался. Сейчас либо самим выправлять курс, либо вести прицельную артиллерийскую дуэль. Расстояние до земли уже рухнуло до двухсот метров, все двигатели взвыли, но фрегат закружило в взбесившемся воздушном потоке.
Время замедлилось, превратившись в густой кисель. Третий глаз пульсировал, от переполнившей его праны, но у меня просто не было иного выхода. Лишь один шанс, один выстрел. Задержав дыхание, я даже не увидел, почувствовал, как рамка прицела сходится с приближающимся к земле корветом меньшевиков и зажал гашетку.
Бабаха полностью оправдала свое название. Снаряд толщиной с человеческое туловище врезался в корпус вражеского судна, отбросил его с установленной траектории. Затем был взрыв, скрежет, а в следующее мгновение я перестал понимать, что происходит. Все кружилось, орало, экраны погалси, мигал свет, и только то, что я все это вижу и слышу, говорило о том, что я жив и в принципе в порядке.
– Тяни шасси! – проорал, перекрикивая сирену Погоняйло. – Пятьдесят! Двадцать! Десять!
Я влил всю доступную энергию в двигатели, минуя инженерный отсек, выжал максимум и из себя, и из Шаха. Снаружи раздался треск. В работающих кусках экрана мелькали деревья, разрываемые в клочья. И все же тяги не хватило. Судно с грохотом рухнуло на поверхность, экстренно выпущенные манипуляторы приняли на себя часть нагрузки, со скрежетом просев и погружаясь в лесную почву.
Корабль опасно накренился, чуть не заваливаясь на бок, но в последнюю секунду сотрясся от столкновения и замер.
– Да выключи ты эту долбанную сирену! – выругался я, выбираясь из страховочных ремней. – Перекличка по всем отсекам. Прием!
– Инженерный – чисто. – ответил Макс. – Все живы.
– На счет чисто не знаю, все заблевано, но в трюме все вроде живы. – ответили нам с грузового отсека.
– У меня раненные, двое. – сухо ответил Леха. – Башни нижней полусферы, нужна срочная помощь.
– Петр? – крикнул я на ходу.
– Норма! Все живы. – донеслось в динамиках за моей спиной, а я уже бежал по коридору вниз, к орудиям ПСО. Добрался не первым, одного из операторов уже вытащили, и наскоро осмотрев парня я понял, что ничего критичного нет.
– Пара переломов, внутренних кровотечений не вижу. – сказал я, показывая соратникам на что обратить внимание. – Накладывайте шины и несите в каюту.
Рванув по коридору, я вскоре наткнулся на Леху, чуть не руками отрывающего куски покорёженной перегородки. Объяснять ничего было не нужно, и выхватив свой кортик я активировал резонансный клинок. |