- Ладно, - сказал Бюсси, когда дележка закончилась, - все это прекрасно, друзья мои. Ну а сейчас доставьте меня домой.
- Ах, будьте покойны, будьте покойны, бедный, добрый молодой человек, - затараторила старуха, - мясника бог силушкой не обидел, а потом - он и лошадь держит и может вас па нее посадить.
- Правда? - спросил Бюсси.
- Святая правда, - отозвался мясник, - и я сам, и мой коняга готовы вам служить.
- И все-таки, сын мой, - сказал монах, когда мясник отправился за своим конем, - я посоветовал бы вам свести счеты с господом.
- Как вас величают, святой отец? - спросил Бюсси.
- Меня зовут брат Горанфло.
- Послушай-ка, братец Горанфло, - сказал Бюсси, усаживаясь, - я надеюсь, что эта минута для меня еще не наступила. К тому же, отче, я тороплюсь. Я совсем замерз и хотел бы уже быть у себя во дворце и согреться.
- А как называется ваш дворец?
- Дворец Бюсси.
- Как! Дворец Бюсси?
- Ну и что тут удивительного?
- Значит, вы из людей Бюсси?
- Я сам Бюсси, собственной персоной.
- Бюсси! - завопила толпа. - Сеньор де Бюсси! Храбрый Бюсси! Бич миньонов! Да здравствует Бюсси!
И на плечах собравшегося простонародья молодой человек был с почетом доставлен в свой дворец, а монах, на ходу пересчитывая золотые экю, доставшиеся на его долю, покачивал головой и бормотал:
- Если это тот самый головорез Бюсси, то я не удивляюсь, что он не пожелал исповедаться.
Вернувшись в свой дворец, Бюсси велел позвать хирурга, который его обычно пользовал. Эскулап нашел рану несерьезной.
- Скажите мне, - обратился к нему Бюсси, - этой раной уже кто-нибудь занимался?
- По правде говоря, я не могу это утверждать, хотя, пожалуй, рана выглядит очень свежей.
- А могла ли она вызвать бред?
- Конечно.
- Вот дьявол, - выругался Бюсси. - И все же - эти фигуры с цветами и копьями, расписной плафон, резная кровать с шелковыми занавесками, белыми с золотом, портрет очаровательной черноглазой блондинки, лекарь, который играл в жмурки и которому я чуть было не крикнул: «Горячо!», неужели все это бред, а в Действительности была лишь драка с миньонами? Тогда - где же я дрался? Ах да, вспомнил. Возле Бастилии, около улицы Сен-Поль. Я прислонился к стене, но это была не стена, а дверь, и, на мое счастье, она открылась. Я с трудом ее закрыл. А потом я оказался в прихожей и тут потерял сознание, и больше ничего не помню. Может быть, мне все привиделось, вот в чем вопрос! Да, кстати, а мой конь? Ведь там, на месте боя, должны были подобрать моего убитого коня. Доктор, прошу вас, кликните кого-нибудь.
Врач позвал слугу.
Бюсси расспросил пришедшего и узнал, что конь, искалеченный, истекающий кровью, на рассвете притащился домой и ржанием разбудил челядинцев. Тотчас же во дворце подняли тревогу, люди Бюсси, боготворившие своего господина, ни минуты не медля, бросились на розыски, и большая часть их еще не вернулась.
- Значит, бредом был только портрет, - рассуждал Бюсси, - и, наверное, он действительно мне привиделся. Разве мыслимо, чтобы портрет выходил из рамы и беседовал с лекарем, у которого завязаны глаза? Да я просто рехнулся! И все же, как мне помнится, дама на портрете была восхитительна. У нее...
И Бюсси начал вызывать в воображении женский образ во всех подробностях; страстная дрожь - трепет любви, который согревает и будоражит душу, - с бархатистой мягкостью скользнула по его груди. |