Взгляд короля остановился на Сен-Люке.
- Ты прав, Шико. Я займусь танцами, - сказал он.
«Как я ошибался, опасаясь королевского гнева, - подумал маршал де Бриссак. - Совсем наоборот, король в редкостном расположении духа».
И он засуетился, расточая комплименты всем гостям без разбору, налево и направо, а главное, не забывая при этом похвалить и себя за то, что ему удалось подыскать дочери супруга, столь щедро осыпанного милостями его величества.
Тем временем Сен-Люк подошел к своей жене. Жанна де Бриссак не была писаной красавицей, однако она обладала прелестными черными глазками, белоснежными зубками, ослепительным цветом лица, то есть всем тем, что в совокупности принято называть очаровательной внешностью.
- Сударь, - обратилась она к мужу, поглощенная все той же мыслью, - объясните мне, чего от меня хочет король? С тех пор, как он здесь, он не перестает мне улыбаться.
- Но, когда мы возвращались с обеда, вы говорили совсем другое, милая Жанна. Тогда его взгляд пугал вас.
- Тогда его величество был в дурном настроении, - сказала молодая женщина, - ну а теперь.
- Теперь еще хуже, - прервал ее Сен-Люк. - Король смеется, не разжимая губ. Я предпочел бы видеть его зубы. Жанна, бедняжка моя, король приготовил для пас какой-то подлый сюрприз. О, не глядите на меня так нежно, умоляю вас, лучше всего повернитесь ко мне спиной! Смотрите, к нам весьма кстати приближается Можирон. Удержите его возле себя, приголубьте, приласкайте его.
- Знаете, сударь, - улыбнулась Жанна, - вы даете мне довольно сомнительный совет, и если я в точности ему последую, могут подумать...
- Ах! - вздохнул Сен-Люк. - Ну и пусть подумают. Просто прекрасно будет, если подумают.
И, повернувшись спиной к своей донельзя удивленной супруге, он отправился ублажать Шико, который увлеченно пыжился, изображая короля, и своими гримасами вызывал всеобщее веселье.
Тем временем Генрих, пользуясь дарованной ему свободой от королевского величия, танцевал, но, танцуя, не терял из виду Сен-Люка: то подзывал его к себе и делился пришедшей в голову остротой, которая всякий раз, независимо от того, удалась она или нет, вызывала у новобрачного приступ громкого смеха, то угощал его из своей бонбоньерки засахаренным миндалем и глазированными фруктами, которые Сен-Люк неизменно находил превосходными. Стоило Сен-Люку на минуту отлучиться из той залы, где был король, хотя бы с намерением поприветствовать гостей в других залах, как Генрих тут же отряжал за ним одного из своих родственников или придворных, и сияющий улыбками новобрачный возвращался к своему повелителю, а король, увидев своего любимца, обретал превосходное расположение духа.
Внезапно королевских ушей достиг шум настолько сильный, что его не могла заглушить общая сумятица звуков.
- Эге! - сказал Генрих. - Кажется, это голос Шико Ты слышишь, Сен-Люк? Король изволит гневаться.
- Да, государь, - отозвался Сен-Люк, не показывая вида, что уразумел намек, содержащийся в этих словах, - похоже, что он с кем-то не поладил.
- Подите узнайте, что там случилось, - распорядился король, - и немедленно доложите мне. Сен-Люк отправился выполнять приказ.
И в самом деле, Шико громко кричал, в подражание королю, выговаривая слова в нос:
- Я навыпускал кучу указов против расточительства, если их мало, я выпущу новые и буду их множить и множить, пока они не возымеют своего действия. Коли они недостаточно хороши, пусть их по крайней мере будет много. |