Стояла нестерпимая жара, лошадь выбилась из сил, ребенку явно нездоровилось. На дороге показался возчик, направлявшийся в Риом. Это был некто Поль Буатьон из Эгперса, промышлявший извозом. Болье сторговался с ним, сел в повозку, держа ребенка на руках; лошадь его плелась сзади.

В разговоре с возчиком Болье заметил, что никогда не стал бы так заботиться о ребенке, не будь он из самого знатного дома в Бурбоннэ. К полудню он приехал в селение Дюше. Хозяйка дома, где он остановился, сама кормящая мать, согласилась дать ребенку грудь. Малыш был весь в крови. Женщина согрела воды, вымыла его и перепеленала в чистое.

Возчик довез их до Риома. Болье отделался от него, а сам подался в сторону аббатства Лавуан — в горном селении Декуту между Лавуаном и Тьером у маркизы де Буйе был небольшой дом, куда она временами наезжала.

В Декуту ребенка кормила Габриэль Муано, которой было заплачено за месяц вперед, но кормила она его всего с неделю, поскольку ей отказались назвать родителей ребенка и адрес, куда можно было бы сообщить о нем. Габриэль Муано повсюду рассказала об этом происшествии, и ни одна кормилица в округе не захотела взять на себя заботы о ребенке. Пришлось увезти его из селения Декуту. Отправили его по главной дороге на Бургундию через большой лесной массив — далее следы затерялись.

Эти подробности были подтверждены кормилицами, возчиком и другими людьми в их показаниях на суде. Мы рассказываем о них ввиду их большой важности в уголовном деле. Авторы, которые описывают эту историю и у которых мы заимствовали наши сведения, не сообщают, как дворецкий объяснил свою отлучку из замка: вероятно, маркиз заблаговременно придумал правдоподобный предлог.

Графиня проспала до рассвета. Вся в крови, изнуренная, она проснулась с приятным чувством облегчения. Первые ее слова были о ребенке. Повитуха невозмутимо ответила, что он еще не родился. Сестры Кине, не выдержав подобной наглости, отвели глаза. Графиня заспорила, очень разволновалась, повитуха пыталась ее успокоить, убеждала, что роды вот уже совсем скоро и по признакам, появившимся этой ночью, она родит мальчика.

В то же утро замковая птичница встретила женщину со свертком, спускавшуюся к воде. Она узнала повитуху и спросила, куда та идет так рано и что несет в свертке. Повитуха отвечала, что ничего особенного она не несет, а вот девушка излишне любопытна. Но девушка, сделав вид, будто рассердилась на такой ответ, со смехом дотянула сверток к себе, он раскрылся — там было окровавленное белье.

— Значит, госпожа графиня родила? — спросила девушка.

— Нет, — ответила повитуха, — еще нет.

Девушка не растерялась и возразила:

— Как же нет, если уж госпожа маркиза это сказала, а она там была.

— Слишком болтлива она, коли так говорит, — пробормотала повитуха.

Показания девушки позднее стали самыми важными на суде.

Беспокойство графини на следующий день еще больше усилилось. Крича и плача, она пыталась узнать, что стало с ребенком, уверяла всех присутствующих, что она уже родила и ошибиться в этом не может. Повитуха с поразительным хладнокровием отвечала, что восход луны мешает родам, что надо ждать захода луны и тогда дело пойдет скорее.

Жалобы больных обычно не вызывают большого доверия, но твердость графини могла бы убедить всех, если бы маршальша не вспомнила, что к концу девятого месяца ее собственной беременности у нее были все признаки приближающихся родов, но родила-то она только шесть недель спустя. Эта подробность убедила всех. Повитуха, которая уже не знала, как выиграть время, и потеряла всякую надежду повлиять на непоколебимую уверенность графини, решилась ее погубить. Сказав, что ребенок уже пытается выйти на свет Божий, но не может пройти через родовые пути, она рекомендовала подвергнуть графиню сильной встряске, чтобы помочь ребенку.