Высказавшись, Лаура поднялась в комнату, где ее отец издавна хранил оружие: ружья, пистолеты, шпаги, сабли и кинжалы. Она выбрала кинжал с выточенным в Толедо лезвием, в ножнах, обтянутых черной кожей. Еще взяла пару пистолетов, из которых мать иногда постреливала в саду Лодренэ, чтобы не потерять навык и потренировать глаз. Мария хорошо знала, что ей, как главе такого большого предприятия, нужно уметь защитить себя. Лаура тоже умела обращаться с пистолетом, но ее этой науке обучил Батц. С холодной решимостью она проверила оружие, великолепные дуэльные пистолеты, казавшиеся ей наиболее подходящими для этого случая. Она тщательно вычистила их, зарядила, а пороховницу и пули взяла с собой.

Весь остаток дня она занималась приведением в порядок своих дел и составлением завещания, которое попросила подписать двух свидетелей — лакеев Элиаса и Геноле, после чего отнесла его нотариусу. И, наконец, села и постаралась сосредоточиться на другом: она подумала о боге, надеясь привести в порядок и свои религиозные понятия. Она предпочла говорить с богом один на один, без посредства священника, который, без сомнения, отказался бы дать отпущение грехов женщине, полной такой решимости совершить убийство. Даже если это убийство было необходимо для спасения ее собственной жизни. Потом она написала еще несколько писем и запечатала их, наказав вскрыть или отправить по адресам лишь в том случае, если она не вернется, а затем, удовлетворенная, позволила себе несколько часов отдыха. Смерти она уже давно не боялась, но сейчас, чтобы совершить задуманное, ей нужны были ясная, свежая голова и отдохнувшее тело.

Утром она долго и тщательно приводила себя в порядок, оделась в простое платье из тонкого серого сукна, отделанное черным бархатом с белой батистовой манишкой на ленточке вокруг шеи, короткие прочные сапожки и кожаные перчатки, а потом завернулась в традиционную накидку с капюшоном. Перед тем как сесть в экипаж, уже подготовленный к поездке Жильдасом, она спустилась вниз позавтракать. В глубокие карманы платья она положила пистолеты, а кинжал — она часто видела, как это делал Батц, — был засунут за голенище сапога. В этом облачении она расцеловала не скрывавших слез Матюрину и Бину, но Лали не увидела и страшно огорчилась. Она знала, что подруга не выносит прощаний, но в этот день Лауре хотелось обнять и ее.

— Она ушла рано утром, — объяснила ее отсутствие Матюрина.

— Наверное, на это у нее были причины, — подумала вслух Лаура.

Ей казалось, что она догадывается об этих причинах: Лали, должно быть, молилась или пошла к мессе в какую-нибудь часовню, но объяснение этому странному отсутствию пришло в тот момент, когда ее на выезде из ворот Святого Венсана, перед самым поворотом на перешеек Сийон, остановила какая-то крестьянка, стоявшая прямо посреди дороги.

— Возьмите меня, дамочка! Нам ведь по пути…

— Лали! — удивилась Лаура. — Но что вы тут делаете?

— Сами же видите: вас поджидаю.

С легкостью, делающей честь ее старым суставам, она запрыгнула в экипаж, уселась рядом с подругой и вздохнула:

— Вот так-то лучше! Сегодня ветрено и погода холодная…

— Лали! — с упреком сказала Лаура, радуясь, несмотря ни на что, такому проявлению дружбы. — Вам же известно, что я должна ехать одна.

— Так я в Гильдо и не поеду. Вы знаете, пока вас тут не было, я поездила по округе и как свои пять пальцев знаю здешние места. Вы оставите меня на берегу, в местечке Трегон. Оттуда я пойду пешком и постараюсь никому не попадаться на глаза. Да и кто обратит внимание на старую крестьянку? Ну же, вперед! Не будем же мы торчать тут целый день!

И, поскольку Лаура все не решалась двинуться с места, ласково добавила:

— Вы меня не переубедите.