— Но… почему?

Глубокий голос приглушенно проговорил:

— Ведь вам известно, как поступил Бонапарт с последним из рода Бурбонов, который был способен бросить тень на его правление?

— Мой замечательный друг Фуше сказал бы вам, что это не просто преступление. Это грандиозная политическая ошибка. Но герцогу было известно слишком многое о тех, кто гораздо более опасен для нынешнего режима, нежели эта бедная женщина. Он один знал правду. Ни его отец, ни дед не владели таким количеством информации. По этой причине он и потерял жизнь, поскольку тем, другим, было хорошо известно, что невозможно заставить его выдать тайну. После его похищения принцесса Шарлотта де Роган-Рошфор, с которой он тайно обвенчался, во исполнение его воли на случай несчастья срочно оповестила графа Вавеля де Версэ, находившегося в то время со своей спутницей в Вюртемберге…

В мгновение ока перед мысленным взором Лауры возник образ голландского дипломата, появившегося в Хейдеге той ночью… Он был так красив и так благороден…

— Он все еще с ней? — очень тихо спросила она.

— Он посвятил ей жизнь, а этот человек не из тех, кто меняет свои решения. Принцесса боялась, что ее тоже похитят и заставят говорить. В некоторых местах до сих пор применяются пытки… Вавель это знал и немедленно ее увез.

— Куда?

— Я и сам не сразу узнал: сначала они поездили по свету, пока не остановились там, где находятся сейчас. Однако теперь, когда Наполеон женился на эрцгерцогине и она ждет ребенка, им уже нечего бояться, но…

Государственный деятель помедлил мгновение, словно не решаясь продолжать свой рассказ, а потом, уверенный, что он мог положиться на ту, что так испытующе на него смотрела, продолжил:

— Правление Наполеона долго не продлится, я полностью в этом уверен. После него на трон взойдет Людовик XVIII, и именно поэтому вы должны забыть то место, куда я вас отправляю, потому что в этом случае ей как никогда будет угрожать опасность… и как никогда я должен буду следить за ней издалека. Это так же важно для нее, как и для меня.

Последнюю фразу Талейран произнес как будто сам себе, но Лауре удалось уловить ее смысл. Если вернется король, бывшему отенскому епископу, бывшему революционеру, бывшему… — ведь сейчас так оно и было — слуге Наполеона потребуются серьезные гарантии, что его не отправят под суд. В этом случае мадам могла бы стать оружием, которым трудно пренебречь… Для Лауры стало совершенно ясно: сейчас не время торговаться.

— Я все забуду! — пообещала она. — И мои люди забудут тоже…

Он улыбнулся ей, и она обнаружила, что его улыбка может быть даже приятной.

— От вас я иного и не ожидал. Я полагаю, вы раньше никогда не бывали в Германии?

— Нет. Я не путешествовала дальше Швейцарии. Кивнув, он вытащил из ящика стола сафьяновый портфель без гербов и протянул его своей гостье:

— Здесь вы найдете все, что может вам понадобиться: карту и указания, которые нужно будет выучить наизусть и затем сжечь. Никоим образом они не должны попасться на глаза кому-либо, кроме вас. Знайте также, что указания эти обсуждению не подлежат, и не может быть и речи о том, чтобы ослушаться… даже если у вас возникнет такое желание. А желание будет сильным. Даете ли вы мне вновь свое слово?

— У меня нет никаких причин отказать вам в этом.

Тяжелые веки вмиг приподнялись, и на Лауру устремился взгляд сапфировых глаз, только на этот раз он не пронзал стальными искрами, а был довольно мягок:

— А если она сама заговорит со мной?

— Придется вам ответить, — вздохнул Талейран, — но хочется надеяться, что ей не дадут совершить подобной оплошности.